Сегодня никто не умрет - [29]

– У него ж нога была привязана, – сказал я. Эмоций не осталось. Казалось, внутри меня разожгли огонь, который уничтожил все чувства.

– Идиот. Сказал, что очень курить хочет, снял грузики. Накинул себе петлю на шею и в туалете пытался на балке соорудить конструкцию. Понятное дело, шансов не было. Зашел еще кто-то, поднял шум.

– Если бы хотел – повесился бы, – сказал я.

– Согласен. Показуха все это.

– Живой – и ладно, – добавил я.

– Уговорил, – неудачно пошутил он.

Достал синий пакетик с семечками. Высыпал на мозолистую ладонь и начал щелкать. Черные скорлупки полетели на асфальт. Мимо, в сторону парка, молодая мамаша толкала синюю коляску. Женщина недовольно посмотрела на начмеда. Тот поймал ее взгляд, смутился, начал кидать скорлупки в стоящую рядом урну.

– Совсем с вами одичал. То Зона, то из Зоны. Надоело мне все, Кузьма. Пора в спокойную часть переводиться, семью заводить. Ну, давай – спрашивай.

– У матросов нет вопросов, – произнес я. Поднял воротник – ветер кусал за шею.

– Тогда помолчим.

Молчать я передумал уже через минуту.

– Почему – Зуб?

– Почему – Костыль? Случай. В Зоне были, как раз с Трофимычем и еще… – начмед промахнулся, не попал в урну, – короче, с Батей. И у того зуб разболелся, ну просто волком вой. А у нас задание. Вот я постучал ему по зубам, легонько так, по очереди, нашел больной – и дернул плоскогубцами.

– Трофимыч с вами давно?

– Трофимыч. Знаешь, кто такие скауты?

– Да. Те, кто ищет таланты среди молодых футболистов.

– Вот он и был нашим скаутом. Кроме того, проводником-сталкером. Понимаешь, дар у него был: видел он людей, понимал, что они из себя представляют. Возьмёт так кого-нибудь в Зону, пройдется с ним по полям и Топям – и вердикт: годен или нет. Это как экзамен, который ты преодолел с хорошим показателем. Мало кому такие слова Трофимыч говорил.

Я подставил ладонь, получил горсть семечек.

– Это тяжело проверить…

– Да что тяжелого? Вначале-то брали и тех, кого он забраковал. Года хватило понять, что не стоит этого делать.

– А куда брали-то?

– В военный спецназ, – ответил начмед.

Затормозила иномарка, из нее вышла Марина. Она смачно поцеловалась с водителем, молодым пареньком с серьгой в ухе. Машина чиркнула шинами, улетела, а девушка побежала на работу. У самого входа, словно почувствовав мой взгляд, обернулась. Мне показалось, она замерла на целую вечность.

– Ты чего так напрягся? Страшно? – не понял моего молчания начмед.

– Ага, аж язык отнялся, – сказал я и сплюнул скорлупу на асфальт.

Марина исчезла в недрах больнички.

– Это хорошо. Когда я тебя засуну в военсталы – ты икать от испуга начнешь, – пообещал грубый голос. Батя не изменял своему стилю одежды. К спортивному костюму добавилась кожаная курточка. В этот раз я успел заметить черную рукоятку пистолета в подмышечной кобуре. Из стиля бандита девяностых старшего прапорщика выбивала красная дерматиновая папочка в руках.

Батя сел рядом.

– Вот, смотри, рапорт с просьбой от твоего любимого полковника.

Я глянул: Новиков, достоин, лучший, разумная инициатива…

«Странно, – подумал я. – С Зубом даже не поздоровался, этот старший прапорщик».

– А если я не хочу? – спросил я отрешенным голосом. Потрогал внутренний карман, где зашуршало письмо от родителей.

– Да не хоти дальше. Выискался тут, экономическая дыра. Думаешь, счет тебе на сорок тонн выставим? Или упрашивать будем? Мы тебе не бандиты и не попрошайки. Тебе шанс дается, за который многие полноги отдать готовы, а ты, как девка продажная, – разъярился Батя.

– Филипп Александрович, – обиженно протянул Зуб.

– Молчи. Нашел себе замену, называется, – продолжал кипятиться старший прапорщик.

Я посмотрел на него.

– У нас родина дает тысячу шансов умереть за нее и ни одного, чтобы пожить нормально, – произнес я и добавил: – Семки будете?

Батя отмахнулся:

– Я, конечно, благодарен. Вытащили. Правда, без вашей помощи я бы в Зону вряд ли попал, претит она мне, – сказал я. – За то, что кучу бабла за меня отвалили, тоже спасибо. Зачем мне в Зону возвращаться? Не понимаю.

– Не понимаешь… Ну и бог с тобой. Призвание такое, знаешь ли, есть – людей защищать. От мутантов, бандитов, сталкеров. Если не кипит сердце в этом направлении, то вошкайся по жизни как хочешь. Пока, парень, – уже без злости попрощался Батя. Он громко закрыл папку, встал.

Зуб протянул мне пакетик с семечками и последовал за военсталом.

– Трофимыч ошибся… – услышал я фразу, брошенную Батей.

Они двинулись в сторону парка. Высокий Зуб и коренастый Батя. Последнее высказывание про Трофимыча – это было как удар мне в спину. «Предатель я, получается, подлая тварь. Он меня спас, он за меня поручился, а я его предаю».

Самое интересное, что решение я принял еще ранним утром, когда, бреясь, смотрел на свою физиономию. Ночью я забрал телефон и письмо у Баранова, потом читал и перечитывал весточку от родителей. Сон сморил к трем часам.

Пакетик семечек я аккуратно засунул в карман, из другого кармана достал бумагу. Телефон я не хотел включать. Говорить не с кем было и не о чем.

Письмо на листике в крупную клетку. Отец всегда любил точность и порядок. Работа в научном институте накладывает отпечаток на привычки человека. Я развернул письмо. Беззвучно зашевелил губами: