Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей - [97]

В 1943 г. мы впервые увидели, как американская авиация бомбила Берлин. Весь Берлин был освещен ракетами на спускающихся парашютах, было светло как днем. Летели англо-американцы без прикрытия истребителей. В результате немецкие истребители нагоняли тяжело груженные бомбардировщики и расстреливали их. В эту ночь было сбито немцами много бомбардировщиков. Видели мы и спускающихся парашютистов. Полицейские на этот раз не загоняли нас в бомбоубежище.

Были случаи, чтобы не работать, вредили своему здоровью.

Вот характерный случай. Людиновский узник, Фомин Иван, как-то, ложась спать, просил товарищей дать ему по капельке маргарина, чтобы обварить себе руку. Он взял свою пайку маргарина и то, что дали товарищи, разогрел в баночке на буржуйке и вылил себе на руку с тыльной стороны кисти. Взвыв от страшной боли, он начал метаться по бараку, натыкаясь на стулья и другие предметы, а потом выскочил на улицу. Недели три он лечился. После этого его на фабрику не гоняли, работал в лагере.

По утрам нас постоянно будили полицейские. Однажды мы встали, слышу одиночные смешки, а потом смеялся почти весь барак. Оказалось, у моего друга от недоедания и переохлаждения перекосилось все лицо до неузнаваемости. Один глаз был полузакрыт, рот перекошен. Это получилось у Трефильцева Акима. Несчастный, не видя себя и ничего не подозревая, смеялся вместе со всеми, и чем сильнее он смеялся, глядя на других, тем сильнее вызывал смех товарищей. Услышав шум, влетел в барак полицейский и закричал «Руэ», а когда понял в чем дело, начал сам раскатисто смеяться.

Через некоторое время лагерникам выдали простенькую одежду и ботинки на деревянной подошве. Эта обувь приводила к тому, что мы начали болеть от плоскостопия. Не избежал этой болезни и я. Совершенно не мог двигаться. Положили меня в лагерный лазарет, установили диагноз, выписали бумажку и сказали, чтобы я сходил по такому-то адресу, в такой-то дом. Со страшной болью я дошел до указанного места. Немец молча обернул мои ноги бинтом, смоченным в каком-то густом растворе, через несколько минут, когда бинт высох, он снял с ног бинт, по форме напоминающий маленькие туфельки.

Через два дня мне дали стельки, в которые были вмонтированы дюралевые подставки. Через два дня я стал свободно передвигаться, не ощущая боли.

Приближался крах немецкой империи. Немцы стали не такими высокомерными и агрессивными, какими были. Красная Армия медленно, но упорно продвигалась с тяжелыми боями в глубь Германии. Подобревший немец, с которым я работал, однажды сказал: «Я видел русских солдат». Я ему не поверил, потому что иностранцы в туалете говорили, что русские в Кюстрине.

В Берлине наблюдался переполох. С утра до вечера улицы были заполнены беженцами. На тележках, детских колясках они везли и несли самое необходимое. Покидали Берлин, уходя на Запад. К систематическим бомбежкам Берлина мы за три года привыкли. Но теперь к бомбежкам присоединились взрывы артиллерийских снарядов. Фабрику, где мы работали, разбомбили. Берлин лежал в страшных руинах, наполненных дымом и гарью. Местными были устроены баррикады-завалы, чтобы не могли пройти русские танки. На перекрестках дорог были врыты танки, виднелись одни башни. Кругом все горело. Берлин находился в состоянии агонии. 19 апреля прозвучала последняя воздушная тревога, и не было отбоя до прихода Красной Армии и взятия Берлина.

В ночь на 22 апреля, как я потом узнал, в день рождения Владимира Ильича Ленина, к нам ночью пришла русская разведка — пять человек. Это были красноармейцы, в которых трудно было узнать русских. Одеты были во все трофейное, кожаные куртки, хромовые сапоги, и с автоматами. На головах были красноармейские пилотки с красной звездочкой. Мы боялись провокаций власовцев, но, слава Богу, это были наши.

Они спросили об артиллерии, которая где-то недалеко. Наши ребята видели в Шиллерпарке артиллерию, ее обслуживали гитлерюгендовцы в непомерно длинных шинелях и с ними старики фольксштурмов- цы с панцерфаустами. Наши ребята показали это место, и артиллерийская обслуга была уничтожена. Начало светать. Вдруг на большой скорости промчался советский танк, что удивительно, шла перестрелка, а офицер в орденах и медалях, держащий в руках красное знамя, на всей скорости проехал около лагеря. Через какое-то мгновение по танку ударил фольксштурмовец из фаустпатрона. Танк проскочил, а снаряд взорвался в нашем лагере. Убитых не было. Были раненые. Гоголь, находившийся недалеко, которого нельзя было назвать добрым, весь в слезах вместе с ребятами начал перевязывать раненых.

Через некоторое время в лагерь пришли пехотинцы. Солдаты разных национальностей, измотанные боями, с красными глазами от недосыпания были настроены по-боевому и веселы. Мы высказывали им свои опасения в отношении немцев и власовцев. Они заверили — никто вас не тронет. Мы можем погибнуть, но отсюда не уйдем. Тут подошла новая волна солдат и наши спасители побежали вместе добивать врага, перед этим они указали дорогу на сборный пункт.

Утром мы пошли по указанному маршруту до сборного пункта. Встречные солдаты и офицеры удивились, что мы идем совершенно пустые, ничего не имеем при себе. Они посоветовали нам зайти в дома немцев и взять себе все, что нужно — обувь, белье, одежду: «Ведь вы скоро поедете домой». В деревнях, когда-то чистеньких и ухоженных, царил хаос. Летел со всех сторон пух от перин, на которых отдыхали солдаты, бродил голодный скот и птица, жителей не было видно. Мы набрали в мешки, что нужно, и пошли на сборный пункт. На сборном пункте стариков, старух и девушек отправили домой, а нас построили и отправили пешком за несколько километров в поле, на котором вдалеке видны были большие палатки. Не доходя до палаток несколько сот метров, мы остановились, нам сказали, чтобы мы поставили свои вещи на землю. Затем была команда: «30 шагов вперед марш!» Когда выполнили команду, из строя прозвучали робкие голоса: «А что с нашими вещами?» В ответ командир ответил: «Уберут без вас». И правда, подъехала трофейная команда на машинах и в считанные минуты вещи были загружены. В течение дня мы помылись в палатках, прошли медицинский осмотр и переоделись в военную форму.