Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором - [17]
Предательство отцов, вышвыриваемых из могил предков, — есть предательство онтологическое, бытийное.
Предательство союзников, которым Россия была верна всегда и во всех случаях — была верна безмерно, была чрезмерно верна, скажем мы, — сегодня стало тотальным. Тем самым идет добивание страны, превращение ее в страну-предательницу, в страну, презираемую всеми, в страну без союзников и без прошлого, в страну без будущего. Протест против этого предательства, будь то несчастный старик Хонеккер, сидевший в Моабите и помещаемый туда снова, будь то омоновец, судимый за то, что он выполнял приказ, будь то вчерашний союзник, соблазненный и подталкиваемый к тому, что вчера называлось суперидеей, а сегодня бредовым проектом, — всему этому должно быть заявлено однозначное нет. Должна быть восстановлена в своих правах попранная система ценностей, на основе которой отрицается предательство, — такие понятия, как честь, жертва, долг, — все это принадлежит человеческому и общечеловеческому, национальному и персональному, и никакое государственное строительство невозможно, пока это не будет восстановлено. Платой за предательство должна быть не месть, а возмездие. Это отвечает духу христианства, это отвечает всем принципам всех мировых религий. Предательство как антиценность и верность как ценность. Вот стержень нравственной системы координат, который должен быть восстановлен в любом случае, если мы хотим осуществлять полноценный проект строительства нового государства и нового общества. Сейчас, в условиях реабилитации Власова, в условиях, когда в нашей печати (превентивно!) восхваляют якобы сдавших чужому государству ядерные коды «героев» (см. статью Дмитрия Ольшанского в газете «Россия» «Безопасность… в чемодане, а чудеса в решете»), в условиях, когда предательство все более входит в моду, а верность долгу, чести, присяге выдается за идиотизм, мы прежде должны говорить об этом. Прежде всего мы должны прямо сказать самую горькую правду, что предательство совершила не только псевдоэлита, но и народ, по крайней мере большая часть его, взиравшая на то, как на Красном знамени рядом со звездой рисовали фашистскую свастику. Это нужно для воскресения тех, кто способен воскреснуть. Народ, принимающий сегодня за религию отправления определенных обрядовых норм, народ, не понимающий, что мертвые действительно существуют рядом с живыми, народ, лишенный связи со своими мертвыми, не подключен к тем высшим измерениям, где только и может быть сформировано понятие о целях и ценностях. Он не может воскреснуть. Наше дело — восстановить разорванную связь между мертвыми и живыми. Предавший должен понять, что он совершил предательство, а не предавший должен сказать себе: «Я не предал, не изменил — а значит, я не потерпел поражения, я не признаю его и я готов к дальнейшей борьбе». Этот процесс уже начинает происходить, и он есть не что иное, как очеловечивание после того расчеловечивания, которое происходило под видом возврата к ценностям гуманизма. Главное — усилить этот процесс и придать ему нужное направление. Главное — не допустить того, чтобы возврат к долгу и чести был сопровожден преступлениями, которые обесценят этот возврат, лишат его высшего смысла. Красным был огонь, зажигаемый в начале XX века. В конце его подобный огонь будет смертоубийственным. Человечество этого не переживет. Его ресурсы и так на исходе. Новый огонь должен быть белым.
Доклад, прочитанный на заседании клуба «Постперестройка» 28 ноября 1991 г.
«День», № 2–3, 1992 г.
1.3. «Странный курс»
В недавнем прошлом я неоднократно пытался добиться публикации моих материалов в «демократической» прессе. Мне казалось естественным, то, заклеймив меня, она должна будет предоставить мне «последнее слово». И я хотел воспользоваться этим словом, естественно, в политических целях, то есть не для оправданий, а для борьбы. А меня именно поэтому и не печатали. Ни в 1980, ни в 1990, ни в 1991 годах. Сегодня «клеймление» в демократической прессе — это примерно то же самое, что строгий выговор по партийной линии в 1989 году. То есть это огромный политический плюс. Кроме того, пусть хотя бы искаженные фрагменты моих идей дойдут до тех, кто еще читает по привычке «Известия» и «Независимую газету». То есть до интеллигенции, преданной своими вождями трижды — как часть народа, как социальный слой и даже как «корпорация». Там, где зарплата все еще 350–400 рублей, т. е. 30–40 рублей в догайдаровских ценах, царят уныние и растерянность. И я хочу бороться с фашизмом, который завтра туда неизбежно придет. Как — бороться? За что? Отвечаю — за право на самостоятельность этих людей в осмыслении происходящего, за свободу их мысли, отданную ими своим кумиром, которые предали их. Я не хочу обвинять кумиров и говорить о том, как они красиво живут. Я обвиняю тех, кто предал свободу мысли, тех, кто обольстился красивой формой. И я считаю, что их сегодняшняя нищета — это еще малая кара за такой отказ от своего профессионального долга — мыслить, все поверяя сомнениям и доходя до сути. Но обвиняя этих людей, негодуя по их поводу, я тем не менее был и остаюсь с ними. И говорю им: «Поймите же главное. То, что вы сами виноваты во всем. Вы пошли за «вождями», доверившись им вслепую. Завтра могут смениться вожди. Но если этот принцип слепой веры останется, то новые вожди нас еще страшнее обманут. Все — в ваших руках. Вы должны начать думать. Я же предлагал и предлагаю лишь методы, применять которые придется самим. Независимо от меня. Получая при этом результаты, сколь угодно далекие от тех, которые я получил. Это и есть свобода. Рабам нужны поводыри. Но время поводырей и рабов уже на исходе. Впереди — крах иллюзий, крах всяческой веры. По ту сторону этого краха — либо цинизм, либо огромный интеллектуальный труд. Надо — чтобы этот труд начался. Это и значит — спасти Россию.
