Седьмое небо - [19]

Рамону стало ее жаль. То, что Синтия не смогла даже попасть в собственный номер, лишний раз подтверждало ее беспомощность и полную зависимость от него. Бедняжка, как остро, должно быть, она переживает ситуацию, подумал он.

Не говоря ни слова, Рамон отпер дверь. Синтия дрожала, хотя и старалась держаться с достоинством. Она вскинула подбородок и смотрела прямо перед собой. Синтия показалась Рамону в этот момент маленьким листиком, дрожащим на ветру, который норовит сдернуть его с ветки.

— Синтия…

— Не говори ничего! — резко оборвала она, и проскользнула в номер, как только Рамон распахнул дверь.

Синтия, стараясь не хромать, гордо прошествовала в свою комнату. Рамон проводил ее задумчивым взглядом. Может, и лучше, что она решила уйти к себе? Он впервые за весь день почувствовал себя измотанным и усталым. Вообще, этот день оказался нелегким для них обоих — произошло много событий, которые еще предстояло осознать, и с которыми надо было свыкнуться. Так что отдых не помешает, к тому же утро вечера мудренее, вспомнил Рамон известную поговорку. Впрочем, мало вероятно, что она верна в случае Синтии.

Рамон криво усмехнулся: уж он-то знал свою жену как никто другой — теперь из-за известных обстоятельств можно сказать, что лучше, чем она себя. Синтия всегда отличалась горячностью и завидным упрямством. Но Рамон был готов бороться до конца.

Он не мог проиграть, поскольку теперь некуда было отступать. И чем раньше Синтия осознает это, тем лучше будет для них обоих.

9

На следующее утро Рамон понял, что оказался прав в своих предположениях насчет запоздалого раскаяния Синтии. Она появилась к завтраку в сиреневой блузке и в узкой юбке более темного оттенка. Рамон ощутил прилив плотского желания, хотя сосредоточенное строгое лицо Синтии совершенно не располагало к игривости.

Ее волосы были собраны в ненавистный Рамону пучок, и она снова хромала. Впрочем, Рамон не удивился, хотя и то, и другое чертовски действовало ему на нервы. Такое впечатление, что Синтия все делала специально, чтобы досадить ему. Интересно, она когда-нибудь научится быть другой, более чуткой?

Нет, ответил на свой вопрос Рамон, чуткость не в ее характере, насколько я помню.

— Я готова встретиться с врачом, — объявила Синтия, садясь за стол.

Она не стала ничего объяснять, но Рамон обрадовался уже тому, что она согласилась на беседу.

— Вот горячий кофе, сок, об остальном позаботься сама, если хочешь, — проронил он и, как ни в чем не бывало, снова уткнулся в газету, которую держал перед собой.

У Синтии его равнодушие не вызвало ни обиды, ни недоумения. Она прекрасно понимала, что Рамон поджидал ее. Автоматически Синтия отметила, что он выглядит в это утро весьма привлекательным — Рамону очень шли белая рубашка и серый шелковый галстук в тон пиджаку, который висел сейчас на спинке стула, — но это не растопило ее неприязнь к Рамону. Синтия не могла простить, что он посмел беспардонно вмешиваться в ее жизнь.

И через два часа, когда Синтия вышла из кабинета врача, ее враждебность к Рамону нисколько не уменьшилась.

Он примостился на краешке стола симпатичной секретарши, сидевшей в приемной, а та, расплывшись в довольной улыбке, кокетливо строила ему глазки.

Воркуют как голубки, подумала Синтия. И что интересно — это как будто доставляет Рамону удовольствие! Она ощутила, как нарастает неприязнь, болью сдавливая ей грудь и грозя превратиться в злую враждебность.

— Я готова, — отрывисто обозначила свое присутствие Синтия.

Вздрогнув от неожиданности, секретарша покраснела, Рамон же будто не заметил ни раздражения жены, ни нехорошего блеска в ее глазах. Внутренне он торжествовал свою маленькую победу, внешне — оставался невозмутимым. Синтия, взбешенная его нерушимым хладнокровием, направилась к выходу. Она спиной чувствовала, что Рамон следует за ней, и еле сдерживалась, чтобы не оглянуться и не выцарапать ему глаза.

— Осторожно, — с мягкой предупредительностью произнес Рамон почти в самое ухо Синтии.

Она окаменела — ее вдруг, словно током, пронзило ощущение, что все это уже когда-то было с ней.

Почувствовав ее состояние, Рамон обогнал Синтию, заглянул ей в лицо и, чертыхнувшись, обхватил за плечи.

— Ты побледнела, — хрипло предупредил он, помня ее неожиданные обмороки.

— С вашей супругой все в порядке, мистер Милворд? — с кокетливой озабоченностью в голосе осведомилась секретарша. — Может быть, мне…

— Уведи меня отсюда, — с трудом пробормотала Синтия. — Я хочу на свежий воздух.

Рамон, все так же поддерживая за плечи, повел ее к дверям, бормоча вежливые извинения и на ходу прощаясь с секретаршей. Как только они оказались на улице, Синтия вывернулась из его рук и, прихрамывая, пошла прочь. Ей все еще было трудно дышать, и она несколько раз глотнула ртом воздух, чтобы избавиться от неприятной дурноты. Рамон не отставал от нее ни на шаг, покорно ожидая, когда Синтия придет в себя.

— Может, ты все же объяснишь мне, почему тебе стало плохо на этот раз? — наконец спросил он.

Не дождешься, подумала Синтия.

— Там было слишком жарко, вот и все, — сказала она.

— Неправда, — растягивая слова, возразил Рамон. — Мы оба знаем, что ты снова была близка к обмороку.