Седьмое лето - [7]
Так, с носками на руках, голым верхом, чумазым лицом и исцарапанным телом, Павлик побежал за ограду, стараясь не попасться на глаза родителям.
Звёзды, вставшие так, как надо, пень, который упорно отказывался выкорчёвываться и козы, что так долго не могли набить себе брюхо сочной зелёной травой, всё это, помноженное на быстро переставляемые семилетние ноги, сделало своё дело – мальчик достиг места назначения незамеченным и без каких либо происшествий.
Яма, которая утром потребовала от копателя такое количество затрачиваемых усилий, была маловата. Горизонтально кошку не уложишь, вертикально – мешают окостеневшие и не сгибающиеся лапы.
Может ну её к чёрту, бросить, куда подальше в кусты и забыть? Легко и просто. Но что, же тогда делать с совестью, – она, же не даст покоя, она, же такая, хоть и ненадолго, но осядет в подкорке, да порезвится вдоволь.
Нет, только похоронить и ни как иначе!
Павлик положил Маньку на землю, примерился и тремя сильными ударами лопатой, перерубил её пополам.
Жалко? Противно? Жестоко? Но это лучше, чем бросать её так, одну,… а если пойдёт дождь?
Два куска – не один. И теперь яма была в аккурат по размерам. Засыпав её землёй, да прикрыв ветками, Павлик обтёр лопату об траву, с минуту молча постоял над местом захоронения и затем отправился в пустующий двор соседнего дома. Там находилась большая (по детским меркам) бочка, в которую был пущен местами проржавевший слив с крыши. Бывшие жители использовали из неё дождевую воду для поливки огорода, теперь же она стояла вечно переполненная и идеально подходила для купания в жаркую погоду.
Отмыв с себя всю грязь и остатки дневных приключений, умиротворённый Павлик отправился спать, мысленно готовясь выслушать утреннюю лекцию о грязной одежде.
11
Мама упала именно туда, куда необходимо. Ровно, идеально и точно на спину. Словно, даже после смерти, пыталась помочь сыну, зная как ему сейчас тяжело.
В прямом и в переносном смысле.
Павлик поправил на ней загнувшуюся ночнушку, сложил её руки на груди и подложил под голову подушку (бессмысленно, но всё же). Подошел к другому концу ковровой дорожки, взялся за края и начал тянуть.
Ковёр – вещь уникальная. Мало того, что ему, как явлению, уже не одна тысяча лет, так к тому же использует человечество, это тканое изделие, всевозможными способами. Тут тебе и украшение, и утепление, и статус, и летательное средство, и участник погребальных ритуалов (от скифов, до братков 90х), и хранителем важной информации, и в наглядное выражение Корана, и символизм, и атрибут выплачиваемой дани, и объект для фотосессий, и самый главный в доме пылесборник.
Теперь же, этот монумент времени, изрядно сдавший позиции в современном вкусовом обществе, с трудом, но всё же скользил по натёртому мылом полу.
Если отбросить все морально-этические стороны аспекта, и попросить Илью Репина нарисовать картину по событиям, то он, лишь усмехнётся – «Масштабы проблематики не те, чтоб я за кисть брался». Пойдём к Питеру Брейгелю и тоже отказ – «В моём перечне детских игр, забава, «Катание матери на ковре», отсутствует». Быстрее к Франциско Гойе, уж он-то еще тот чернушник, но – «Есть либо мир, либо война, а это,… а это не ко мне». Для Густава Климта – «Одежды не раскрыты и формы не по мне». У Эдварда Хоппера – «Почти нет чётких линий и не достаточно уж бытово». Норман Роквелл почти согласен, но всё же – «Нет здесь духа американизма». Караваджо – «Подрастёт и приходите». Джотто ди Бондоне – «Я святости не ощущаю». Рой Лихтенштейн – «Ирония с сарказмом тут излишни». Энди Уорхол – «Вам в количестве или в цветности?». Ганс Рудольф Гигер – «Вы серьёзно?». И можно дальше бесконечно скитаться от одного к другому, в надежде сохранить хоть мгновение из последнего совместного дня матери и сына, но… всегда есть это «но».
У Павлика кололо в боку, как от бега после еды или большого количества выпитой жидкости, жгло, натёртые ковром, ладони, болели мышцы рук и ног, но, при этом, почти не было пота. Странно, ведь потели все, кого он знал. Мама – ходившая летними днями с тёмными разводами подмышками, папа – с мокрой спиной и обматывающий полотенцем голову перед тяжелой работой, чтоб не заливало глаза, сёстры Дубцовы – неизвестно когда умудряющиеся потеть, но носившие невыветривающийся аромат в своих, редко сменяющийся, одеждах. На этом круг его знакомств замыкался.
А может, я не такой как все?
Мама – не мама, папа – не папа, а я… Нет! Не хочу быть «Не Я»! Всё – забыли и не вспоминаем.
«Помню, как я становился в угол и старался, но никак не мог не думать о белом медведе»[4]
Первая половина пути далась очень тяжело, но после того, как мама пересекла экватор дома, пошло легче. Толи приноровился, толи пол тут смазал лучше. Или же мама, в очередной раз, помогла сыну и стала, необъяснимым образом, легче. В итоге, через два часа «Ковровой операции», раскрасневшие и побелевшие, двое кровных, добрались до выхода из дома.
12
«Совершенство письма таится в правильном педагогическом воспитании, многократном упражнении и чистоте души»[5]
Мать и сын сидели за письменным столом, выводя плакатным железным пером, ровные чернильные буквы на бумаге.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.