Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху - [14]

Но это еще не все. Сетевые коммуникации также работали над переменной уравнения, означающей предложение. Напоминаю, что рынки всегда устанавливают цены исходя из соотношения спроса и предложения. В жаркий день, когда больше людей хотят лимонад, дети, торгующие им на пляже, могут потребовать за него больше, чем они потребовали бы в дождливый день. После 2008 года большая часть дешевых кредитов, выдаваемых вследствие проведения все той же политики «количественного смещения», направлялась на то, чтобы финансировать проекты, значительно увеличивавшие предложение. Были построены новые нефтяные платформы. Вся нефтегазовая индустрия финансировалась из дешевых кредитов. Началось строительство новых кораблей. Новые шахты появились в Австралии и в Бразилии. Новые фабрики были построены в Китае, Вьетнаме и Малайзии. Вследствие этого появилось предложение огромных исторических масштабов: от самолетов до железной руды, от железной руды до обуви. Дешевые деньги сделали обычно невыгодные вклады возможными; технологии усилили их влияние повсюду. Взгляните хотя бы на то, как такие сервисы, как Airbnb и Uber, задействовали неиспользуемые блага – свободные жилища и автомобили – и включили их в рынок. Это исторический, резкий прирост предложения. Схожие процессы сейчас идут в промышленности, логистике и информационных технологиях. Будто бы на том пляже невесть откуда появились бы сотни галлонов лимонада. Цены рухнули. И так как предложение тоже рухнуло перед лицом неравенства, так беспокоившего Джанет Йеллен, все новообразованное предложение не нашло соответствующего спроса. Традиционными средствами экономического регулирования нельзя было спасти мир, и не потому, что иссяк арсенал, но потому, что проблема заключалась в сетях. Старые идеи в сетевом информационном пространстве, как минимум, усугубляли кризис.

Инициативы Бернанке по остановке дефляции на самом деле сделали ее неотвратимой. Они не оказали среднему классу должной поддержки, наводнили рынок спросом и в конце концов изменили цены до неузнаваемости. В своей речи 2014 года Лоуренс Саммерс, бывший министр финансов США и, возможно, самый выдающийся экономист США, сформулировал проблему следующим образом: «Думаю, справедливо будет сказать, что шесть лет назад макроэкономика сводилась прежде всего к применению денежно-кредитной политики для уменьшения и без того малой амплитуды колебаний в конкретном направлении, сохраняя при этом ценовую стабильность». Иными словами, главной заботой таких людей, как Бернанке, Саммерс и Йеллен, было сохранение цен на лимонад в разумных пределах. Но к 2014 году это изменилось. «Сегодня мы мечтаем о проблеме минимизации колебаний до удовлетворительных масштабов», – сказал Саммерс. По-настоящему его беспокоило, как он отметил в той речи, то, что система прошла через то, что называется «гистерезисом» – термином, обозначающим явление, когда что-то нарушается или изменяется так, что невозможно восстановить в полной мере. Рынки, которые он боялся, походили на разбитый и не подлежащий восстановлению хрусталь.

Источником этого сокрушительного давления были информационные сети, которые одновременно усилили предложение и уничтожили спрос. Совершенный дефляционный шторм. Первые шаги Бернанке были важны и необходимы, но подключение даже самых сложных мировых рынков капитала к сетям сделало их опасными. Это было подобно установке двигателя Ferrari в старый Volkswagen Beetle. Сети разогнали машину глобальных рынков до точки невозврата, когда крах уже неизбежен, довели ее до кризиса, против которого обычные меры бессильны. Капитализм довольно неплохо работал в эру пуританских ценностей, когда люди откладывали сбережения, когда рынки двигались медленно, когда финансы были изолированной частью экономики, а средний класс получал львиную долю благ цивилизации. Но поскольку сети меняют свойства даже таких явлений, как английский язык, то само собой разумеется, что они меняют и свойства наших сбережений. Они меняют свойства всего, с чем они связаны. Сейчас задача нас как граждан – понять, почему так происходит. И успеть это сделать еще до того, как сверхбыстрые сети расколят большую часть нашего мира на части. И тогда, нравится нам это или нет, нам придется влиться в противостояние опасностям сетевого воздействия с помощью возможностей, которые они в себе таят. Многие из нас пока не знают, как это делать, – вот почему эта книга и была написана. Но по крайней мере мы не отказываемся попробовать. В каком-то смысле мы даже отдаленно не так опасны, как другая группа: наши лидеры.

Сейчас, на заре новой революции, большинство наших лидеров слепы. Их проблема не в том, что они мало-мальски не приспособлены к техническим новшествам (хотя это один из самых неприятных их недостатков, подтвержденный слитыми в сеть электронными письмами и подслушанной голосовой почтой). Неоспоримо, что слушать разговоры некоторых нынешних лидеров о технологии – все равно что пытаться объяснить своим дедушке с бабушкой, что такое сервис Snapchat и с чем его едят. Но проблема значительно серьезней. Избегать киберпроисшествий, ограничивать распространение ядерного оружия, справляться с глобальным потеплением, обуздывать финансовые кризисы, восстанавливать равномерный рост – все эти задачи жаждут своего разрешения с помощью новой чувствительности. Они