Седьмая руна - [43]

Этьен улыбнулся уголком рта:

– Вы внимательно читали мое дело.

Он не спрашивал, а утверждал.

– Да, – девушка не стала отрицать.

– Тогда вы видели прочерк в графе о матери, – полисмаг задумчиво смотрел на темную гладь реки. Он не хотел раскрывать все причины, сподвигнувшие его на разрыв с отцом, но, с другой стороны, ему давно хотелось рассказать кому-то свою историю. Тому, кто бы понял и не стал осуждать.

На другом берегу белокурая девочка в малиновом пальто под строгим наблюдением няни кормила уток. Почему-то подумалось, что и Франсуаза когда-то чинно гуляла по набережной с кулечком, свернутым из газеты…

– Я подумала, что вы… что она скрывает свое имя, поскольку родила вас вне брака, – тихо обронила она. – И отдала отцу.

– Все было гораздо прозаичнее, – Этьен криво усмехнулся. – А прочерк… Не мне вам рассказывать о строгости правил зачисления в Суар де Бонне! Поэтому пришлось исправить метрику, чтобы те, кому в руки случайно бы попали мои документы, не стали задавать лишних вопросов.

– Вы поддерживаете отношения с матерью?

– Конечно. Она даже присылает мне ко дню рождения открытки, – полисмаг не скрывал иронии. – Последняя, кстати, пришла из Фиоренса!

– Но…

– Почему она уехала? Скажем так, не хотела мешать мне, а я не должен был мешать ей, – и, видя, что собеседница не понимает, капитан пояснил. – Видите ли, моя бабка… она сводня. Утверждает, что лучшая в Паризьенне.

Он бросил быстрый взгляд на Франсуазу, гадая, не оттолкнут ли её подобные признания. Но дочь графа д’Эгре спокойно стояла рядом, поглаживая за ушами разомлевшего от ласки пса. В бирюзовых глазах светилось любопытство. Казалось, что она просто никогда не сталкивалась с другим миром и не понимает, что говорит собеседник. Это разозлило, и голос зазвучал резче.

– У моей матери не было особого выбора в жизни, она родилась там, где женщины торгуют собой. Бабка научила ее всему, что знала сама и… продала.

– Что? – Франсуазе показалось, что она ослышалась. – Продала? Но разве такое…

– Возможно? – со злым смешком подхватил Этьен. – Представьте себе, да! К тому же четверть века тому назад в столице царили более свободные нравы.

– Это ваш отец… – девушка запнулась, но решительно продолжила. – Он купил её?

Полисмаг покачал головой:

– Приз достался герцогу Савойскому, тогда еще маркизу де Ре. Признаться, если амификноты существовали, то он вполне мог быть их предводителем. Мама не любила вспоминать о нем, но мне всегда казалось, что герцог испытывает удовольствие от чужих страданий.

– И что случилось потом? – Франсуаза знала, что не должна проявлять интерес к подобному, но не могла не спросить.

Казалось, что она слушает сказку. Очень мрачную, какими обычно в детстве ее пугал Луи. Девушка перевела взгляд на кафедральный собор, прямоугольные башни которого возвышались над золотистыми верхушками деревьев.

– Контракт с герцогом принес моей матери невероятный успех, – продолжал полисмаг, словно не замечая замешательства собеседницы. – Предложения сыпались одно за другим, и маркизу де Гарне пришлось постараться, чтобы привлечь внимание самой популярной… куртизанки Паризьенны. Вернее, заплатить огромную сумму за ее благосклонность и назначить содержание.

– И она согласилась?

– Разумеется. Они везде появлялись вместе: в театре, на званых ужинах. К тому же ради нее маркиз оставил жену с маленькими дочерьми.

– Это же скандал! – ахнула Франсуаза.

– О, да! – усмехнулся Этьен. – И они оба наслаждались этим. Пока не выяснилось, что мама ждет ребенка.

– Это были вы?

– Нет. От того ребенка она избавилась…

Девушка вздрогнула и отвернулась. Она понимала, что не в праве осуждать, но не могла спокойно слышать подобную историю.

– Должно быть, маркиз,.. ваш отец сожалел? – с деланным равнодушием поинтересовалась Франсуаза.

– Ничуть, ведь бастард не входил в его планы. Сожалела мама, – капитан Богарне помолчал и потом добавил. – Наверное, именно это заставило ее подарить мне жизнь.

Франсуаза опять повернулась к нему:

– Она была хорошей матерью?

Этьен покачал головой:

– Нет. Не знаю, на что она рассчитывала, рожая меня. Может быть, на содержание от своего любовника. Но маркиз отказался признавать меня. Поэтому, как только я родился, мать уехала с новым покровителем.

– А вы?

– Остался у бабки. Правда, к чести матери, деньги на мое содержание пересылались регулярно. Они даже позволили нанять мне учителей. Ба считала, что я тоже смогу зарабатывать, как и мать.

– Но вы мужчина! – возразила Франсуаза.

Этьен расхохотался:

– Вы и не представляете себе, сколько замужних дам, выданных замуж за стариков, готовы платить смазливым мальчикам за удовольствия! А у меня к тому же было почти аристократическое происхождение и магический дар.

– Выходит, что вы… вы, – у Франсуазы не поворачивался язык закончить фразу. Бонни вопросительно тявкнул, гадая, почему люди такие странные и все никак не сдвинутся с места.

– Рос в борделе, верно. И должен был торговать собой, как и все обитатели Нижнего куртия. Скорее всего, это бы и произошло, не попадись я на глаза тогдашнему префекту.

– Префект и публичный дом?

– Я же говорил, моя бабка – лучшая сводня. Судьи, высшие чины… да кто только не захаживает к ней в поисках развлечений!