Седьмая казнь - [49]

Улыбаясь так, словно он угрожал своими белыми зубами – или обещал что-то – высокий переводчик спросил:

– Вас устраивает присутствие советников Сета Унгабуэя, принц Беллегера?

Принц кивнул еще два раза:

– Я солдат, – хрипло ответил он. – Я не знаю света.

Слова вроде «монах» или «жрица» были для принца, как и слово «боги», – он не мог догадаться об их значении.

– При дворе моего отца их приняли бы с большей теплотой, чем та, которой могу их одарить сейчас я. Возможно, они и мне дадут неоценимый совет.

Тчуи учтиво перевел. Принцу Бифальту казалось, будто переводчик говорил на нескольких языках сразу. Тем не менее, его поняли. Монах еще ниже склонил голову, Аллеманский Танцовщик улыбнулся с искрой удовольствия в глазах, а Фламора облизала свои чувственные губы. Ассасин кивнула, не подняв взгляда, тогда как по лицу Сути аль-Сури пробежала целая гамма чувств, причем не только дружелюбных.

– Теперь я объявлю о твоем прибытии, – сказал Тчуи принцу. Развернувшись, он подошел к двери повозки, открыл ее и взошел по ступенькам, освещенный волной ослепительно яркого света.

– Господин Унгабуэй, – торжественно произнес он, – я привел принца Бифальта, сына Аббатора, короля Беллегера. Он принял ваше приглашение.

Повинуясь жесту главного стража каравана, принц Бифальт взошел по ступеням и оказался в парадной повозке караванщика.

На пороге, впрочем, он замер на месте, в который раз за день переполненный впечатлениями. При блеске дюжины светильников принц рассматривал помещение, более роскошное, чем любая из палат Кулака Беллегера. Пол устилали мягкие, как пух, богатые ковры. Стены, кроме тех мест, где были прорезаны окна, покрывали то ли бронзовые, то ли золотые листы. Потолок был изысканно разрисован звездами. С каждой стороны помещения было по двери, инкрустированной драгоценными камнями и серебром, но принц был слишком ошеломлен, чтобы гадать, что скрывается за ними.

Стульев не было. Вместо них повсюду лежали сатиновые подушки, одни изумрудных оттенков, другие сапфировых, они были разбросаны по полу или свалены грудами у стен. Между ними стояли подносы из кованой меди с кувшинами и кубками, тоже изысканно гравированными.

Принц Бифальт не мог представить, что в одной повозке огромного каравана, вставшего лагерем посреди бескрайней пустыни, может уместиться столько богатства. И если только в одной повозке караванщика его столько, то сам караван должен быть просто бесценен, или оценен дороже, чем Беллегер с Амикой вместе взятые.

Пораженный увиденным, принц не заметил обитателей повозки. Но Сути аль-Сури слегка подтолкнул его локтем, чтобы дать место советникам Сета Унгабуэя, и принц вышел из оцепенения. Его взгляд скользнул по четырем молодым женщинам, стройным, в скромных плащах цвета охры, с кожей коричневого оттенка и волнистыми волосами. Но плащи слишком плотно окутывали их фигуры, скрывая от посторонних глаз, поэтому взгляд принца не задержался на них надолго. Вместо этого он остановился на том, кому принадлежала повозка, и тут-то принц от изумления уже совсем неучтиво раскрыл рот.

Сидевший на возвышении из подушек возле дальней стены был самым толстым человеком, которого когда-либо видел принц Бифальт, настолько толстым, что казался слишком тяжелым, чтобы стоять на ногах. Даже когда он сидел, живот его прикрывал колени. Щеки его свисали на шею, а мочки ушей – до самых плеч. Свет ламп отражался в его заплывших жиром глазах, похожих на узкие щелки не толще булавки. Голова была напрочь лишена волос, включая брови и ресницы. Тело было полностью закутано в длинные отрезы муслина цвета охры.

Тчуи встал возле него на колени, и это подсказало принцу, что он-то и есть караванщик. Теперь все стало ясно: он не посещал пиры и не покидал своей повозки для приветствия гостей просто потому, что не мог. Это и было его «состояние». Только по коричневатому цвету кожи и по чертам его лица – насколько их можно еще было разобрать – принц догадался, что он мог бы быть отцом молодых женщин.

Улыбаясь впечатлению, произведенному на принца Бифальта, переводчик обратился к своему хозяину еще на одном незнакомом языке, в шуршащих звуках которого принц узнал только свое имя, имя отца да «Беллегер». Затем черный переводчик продолжил:

– Принц Бифальт, я представляю вам Сета Унгабуэя, хозяина этого каравана и всех, кто сопровождает его. Он выражает свое удовольствие видеть вас. Он всегда рад узнать о новых землях. И он рад появившейся у него возможности поделиться своими благами с тем, кто оказался менее удачливым, чем он.

Насколько понимал принц Бифальт, Сет Унгабуэй не произнес ни звука – губы его не шевельнулись.

Пока принц Бифальт пытался выжать из себя ответ, в повозку вошли советники караванщика. Трое из них сели на подушки возле стен: монах ближе к Тчуи, Амандис и Фламора – среди молодых женщин. Нечувствительный к иерархии и титулам Аллеманский Танцовщик развалился в небрежной позе напротив и провел немало времени, раскладывая подушки так, как ему казалось удобнее. Сути аль-Сури остался стоять у двери.

– Господин Унгабуэй, – сказал наконец принц Бифальт, – с того времени, как ваш главный страж нашел нас, мои люди и я увидели много удивительного. Мы были почти что мертвы, и тем не менее теперь мы здесь. Нас накормили и дали нам отдохнуть. Мы окружены такими народами и такими повозками, которых мы никогда раньше не видели. Ваша щедрость выше нашего разумения.