Се восходим во Иерусалим - [11]

Обращались с нами, как с отходами, словно брезговали нами, но, выполняя волю аллаха, вынуждены были снисходить до пребывания рядом с нами. Недалеко от меня лежал раненый. Ему еще в первые минуты захвата перебило обе ноги. Он истекал кровью и сильно кричал, потом стонал долго. Я хотел перевязать его, но мне не позволили. Тот, который назывался «воином», заорал на меня:

— Лежать! Рыпнешься еще раз — ляжешь рядом с этим, но не с ногами простреленными, а с башкой безмозглой.

Он все время нас обзывал всячески. Баранами, безмозглыми идиотами, стадом ослов. Клялся, что превратит этот ср…й интернат в скотобойню. Я очень боялся. Едва он на меня заорал, я сразу же упал лицом вниз и лежал так долго, боясь пошевелиться. Он уже ушел давно, а я все лежал. Я ведь не герой. Я маленький человек… А тот раненый так и стонал, почти всю ночь, а к утру умер. И вот тут опять монах этот появился. Когда я упал на пол вниз лицом, он во второй раз перед бандитами на колени бухнулся, стал умолять за раненого. И «воин» опять его не убил, а громко крикнул на все отделение:

— Все видите? Всем смотреть! Вот как ваш Бог на коленях перед нашим аллахом валяется.

А я не смотрел. Я лежал лицом вниз, боясь пошевелиться. Монаху разрешили помочь умирающему. Но воды не дали. Монах перевязал раненого. Я сам не видел, но мне кажется, что он сделал перевязочный бинт из своей рясы, порвал на лоскуты. Вы знаете, вообще, то, что среди черных боевиков, черных шахидок был один черный монах, ну, одетый в черное, как-то помогало нам морально. Вселяло надежду какую-то, что ли. А вдруг чудо? А вдруг наш Бог за то валяние на коленях перед шакалами сжалится над ним, а через него и над нами и спасет нас? Потом уже, когда монаха не стало и погибла Надежда, меня отчаяние охватило. И не только меня. Многие об этом говорили после. Сказал, что погибла Надежда. Я не только чувство имею в виду. Там была девочка лет восьми. Полный инвалид. Глухо-немо-слепая. Звали ее Надей. Надеждой. Монах, когда к нам в интернат приходил, очень любил с этой девочкой поговорить. Долго у ее кроватки просиживал. Что-то ей объяснял, словно она услышать могла. И ведь, вы знаете, она словно бы рада была его приходам, даже улыбалась. А ведь он к ней даже не притрагивался. Монах этот последние полгода к нам часто ходил. Служил здесь по воскресеньям во взрослом отделении. Детям подарки носил. Отцом Нилом его звали. Хороший был. Добрый. Я всё хотел поговорить с ним, даже исповедаться, но всё как-то не решался. Теперь вот жалею. Словно потерял в своей жизни что-то очень важное. И уже этого не вернешь.

А погиб он так. Когда стали заложников расстреливать, то одной из первых схватили эту девочку. Она ходить еще плохо умела и сразу упала, как только ее прикладом подтолкнули, и встать не может. Тут опять монах словно из-под земли вырос.

— Меня, меня! — кричит. — Меня стреляйте, умоляю. Оставьте ребенка. Она ведь не видит и не слышит ничего. Какая вам польза от ее смерти?

— Верно говоришь, — этот «воин» произнес. — Верно говоришь. Убьем тебя. Пользы больше будет. Ну, пошли.

Отец Нил чуть ли не с радостью побежал в коридорчик, где заложников расстреливали. Последнее, что я заметил — это его пальцы. Они по привычке шевелились, словно перебирая четки, которые у него отобрали. Вот ведь. Привычка. Увели монаха, и почти сразу раздались выстрелы. Я даже заплакал. Негромко, чтобы бандиты не услышали.

И тут, знаете, словно чудо произошло. Девочка, эта самая — Надежда, — вдруг на ноги поднялась. Самостоятельно. Раньше она этого не умела. Только с чужой помощью. Поднялась, зашаталась, но не упала. И пошла. Шатаясь, пошла в тот самый коридорчик. Все были так изумлены, что не остановили ее. И только выстрелы вывели нас из оцепенения. Вот так.

А воды нам почти не давали. Там был кран на этаже. И в палатах. Но вставать не разрешали. И эти провода кругом…

10

Сегодня он пришел не один. С ним был человек в ослепительно-белых одеждах, белее, чем самые белые ангельские крылья. И я его узнала. Его зовут Нил. Я знаю его давно. Очень давно, хотя и не помню откуда. Он радостно меня обнял и посадил к себе на плечо. Нужно было спешить. Сегодня работы не будет. Сегодня мы идем к Солнцу. Прямо к Солнцу. Это самый счастливый день в моей жизни. Здравствуй, Солнце! Милое Солнце. Мы идем.