Сдвинутая пересказка - [3]

Петунья считала себя своего рода поэтом (временами изрядно ей докучавшим).

Как бы то ни было, пример принцессы оказался заразителен, и Свини немедленно замурлыкал единственную песню, которую знал: «На столе сегодня лапки! Лапки! Никаких гвоздей! Лягушачьи-шачьи лапки лапок всех иных вкусней!»

Порой Свини мог так петь часами, и тогда горожанам приходилось давать ему успокоительного, чтобы не слышать больше пронзительного голоса. В результате у повара стало не все в порядке с головой, и он мог перепутать соль с сахаром. Следует отметить, что иногда ему также мерещилось лицо его матушки, причем в самых неподходящих местах: то в дырке от бублика, то посреди круглого бисквита. «Мам, ты чего это тут делаешь?» — спрашивал он в таких случаях. «Да так, отдыхаю, — отвечала ему матушка. — Вот только, по мне, лучше бы занимался мясными пирогами».

Однако при слове «лягушка» мозги повара в момент прочистились, и на него снизошел благоговейный покой. Сконцентрировав все свои душевные силы на предстоящем крестовом походе (приготовить лягушку лучше, чем прежде), Свини по рассеянности выбросил отрубленные куриные головы в мусорное ведро. Несколькими минутами позже, когда повар отлучился по какому-то спешному делу, в кухне раздался гулкий голос:

— Не выбрасывай куриные головы, — простонал он.

* * *

Оказавшись в роскошном банкетном зале за накрытым к торжественному ужину столом, Прыгквак по достоинству оценил старания придворного повара. Нужно заметить, что банкетный зал был оформлен по проекту художника-сюрреалиста, поэтому окна зала постепенно переходили в кресла, а разложенные вокруг книжки были накрепко приклеены к столам. Лежавшие на столе приборы включали салфетку, нож какой-то зловещей формы и вилку с тремя зубцами. «Интересно, как это я буду всем этим пользоваться», — подумал Прыгквак, взглянув на свои перепончатые лапки.

Еще большее беспокойство вызвало у него стоявшее в центре стола блюдо с огромным пустым местом посередине, по краям которого были живописно разложены горки тертой моркови, петрушки, зеленого салата и сардин. «Может быть, это место приготовили для горячего филе из мух», — подумал Прыгквак, однако, честно говоря, ему это представлялось маловероятным.

За столом прямо напротив него сидела принцесса Петунья. Было видно, что она страшно довольна собой. Можно сказать, самодовольна. Стоявший рядом с принцессой в испачканном кровью фартуке Свини осклабился на Прыгквака, обнажив большие желтые клыки. Он облизывался и пускал слюни, мечтая о том, как он приготовит свое любимое блюдо: «Мариновать в белом вине… от двух до четырех часов… нафаршировать и поставить в духовку… на средний огонь…»

За закуской они поболтали о том, о сем, разжевав и проглотив разные маленькие новости, начиная с того, какие в Мали цены на манго и кончая погодой («Солнечно, — сообщила Петунья, — очень солнечно»).

Наконец Прыгквак, откашлявшись, осмелился спросить: «А когда… когда будет горячее?»

Петунья посмотрела на Свини. Свини посмотрел на Петунью. Затем, они оба посмотрели на Прыгквака и разразились сумасшедшим хохотом. Они показывали на него пальцем, лица их одинаково побагровели, а по щекам от смеха струились слезы. У ног Петуньи образовалась огромная лужица, просто океан, если принять во внимание обычные размеры луж.

— Оно уже здесь, — выговорил наконец Свини. Он грохнулся на пол, держась за живот от смеха. Петунья, у которой от смеха тяжело колыхалась грудь, сделала глубокий вдох и попробовала прийти в чувство. Прыгквак наблюдал за ними со все возрастающим чувством страха.

— Ах, — произнес он наконец.

Свини поднялся с пола, а Петунья выпрямилась в кресле, постаравшись придать своей фигуре некое подобие царственного величия. Оба буквально пожирали глазами Прыгквака.

— Должен ли я это понимать так, что вы собираетесь… что вы собираетесь съесть МЕНЯ?

Оба молча кивнули, неожиданно посерьезнев. Свини вспомнил свою бедную покойную матушку. «Ты так и не научился печь пироги с мясом, — как-то сказала она, — ты можешь поднять себя в моих глазах, приготовив еще одну замечательную отбивную из лягушачьих лапок». Петунья, в свою очередь, представила себе, как отлично будет смотреться скелет Прыгквака на книжной полке в ее комнате среди скелетов других лягушек. Ее коллекция тщательно покрытых лаком костей насчитывала не одну тысячу.

Прыгквак одним прыжком забрался на стол и залез в наполненную водой полоскательницу для рук: здесь он, по крайней мерю, чувствовал себя увереннее. Он пожалел, что не захватил какую-нибудь из своих философских брошюр, хотя, впрочем, вряд ли смог бы найти в них что-то подходящее случаю. «Расчленение — это высшая цель» или что-нибудь в этом роде — вот все, на что в них можно было рассчитывать. Да, на сей раз ему, по всей видимости, придется рассчитывать только на свою Природную Хитрость. Или, быть может, Внезапное Исчезновение.

Прыгквак изобразил на своем лице улыбку.

— Что ж, — сказал он, — в таком случае я ничего не имею против. Я думаю, что Свини наверняка приготовит меня необычайно вкусно.

Свини, весь опыт общения которого с лягушками (как, впрочем и с большинством других существ) сводился к взаимоотношениям между поедающим и поедаемым, буквально рот раскрыл от изумления. Как это так — самому хотеть, чтоб тебя съели? Да такого просто не бывает. Ему показалось, что он услышит, как мать шепчет ему на ухо: «Это перестает быть забавным. Выкинь-ка его поскорее, сынок, и найди себе другую лягушку».