Сдержать обещания. В жизни и политике - [17]

Его слова стали лишь открытым подтверждением того, что я узнавал по мере взросления: наивысшие наши ценности — равенство, справедливость, истинное правосудие — мы защищали ради себя, а не ради Бога. Я уверен, что для меня, как и для многих людей моего поколения, президент Кеннеди напомнил, что наш долг состоит в том, чтобы сделать мир лучше. И это было нечто, о чем я уже задумывался.

В старших классах, как и у всех подростков, у меня в голове крутились пара фантазий в стиле Уолтера Митти[7]. Одной из них была мечта стать профессиональным футболистом. Другая — заслужить общественное признание, вершить великие дела и войти в историю, сделав что-то хорошее. Нужно было еще постараться, чтобы понять, какая из них была более несуразной. Когда я перешел в старшую школу, я весил 140 фунтов[8], а политические связи моей семьи не распространялись даже на местный школьный совет.

Но эти отрезвляющие факты не охладили моего юношеского пыла. Во время самостоятельных занятий ближе к концу третьего года обучения в Арчмере я пошел в библиотеку, достал «Справочник Конгресса» и начал просматривать биографии. Я хотел знать, кем были эти мужчины и женщины, которые попали в Вашингтон. Как им это удалось? Мне бросилось в глаза то, что в большинстве своем это были выходцы из зажиточных семей с положением в обществе. Те же, кто проложил дорогу самостоятельно, в основном были юристами. Это и определило мой курс.

Вероятно, в первый год учебы в колледже я слишком увлекался футболом и знакомствами с девушками, которых вокруг было много. После суровых условий Арчмера в колледже было легче. В любом случае я не выделялся на фоне других. Когда появились мои оценки за первый семестр, отец и мать сказали, что я не буду участвовать весной в футбольных соревнованиях. Отец не хотел, чтобы я провалил учебу: «Помни, Джоуи, ты должен вести себя как студент. Никто не сможет отобрать у тебя твою степень». Однажды отец зашел в мою комнату в общежитии и увидел, что, надев бейсболку, я развалился на кровати. В комнате был беспорядок, и повсюду валялись украденные дорожные знаки. Ни одного открытого учебника видно не было. «Так вот, значит, — покачав головой, произнес он, — что такое „колледж“».

Но в течение первых двух лет я так и не взялся за учебу всерьез. Мне даже дали условный срок за то, что я однажды облил советника пеной из огнетушителя. Я проводил много времени в общей комнате со своими друзьями, где всегда можно было найти интересного собеседника. Иногда мы спорили на тему политики, обсуждая движение за гражданские права чернокожих, операцию в бухте Кочинос, встречу Кеннеди с Хрущевым, Карибский кризис, будущее свободного мира. Еще больше нас интересовало наше собственное будущее. Однажды я задал такой вопрос: «Парни, вот если вам после выпуска придется выбирать: или должность в компании DuPont, с приличным стартовым окладом, гарантией от увольнения, но заработком не более 40 000 долларов в год (что было совсем неплохо в 1962 году), или работа на полставки, без гарантий, но и без ограничений возможности заработать деньги. Что бы вы выбрали?» Большинству пришлось по душе место с гарантиями. Я сказал им, что они рассуждают как инженеры. И что я выбираю риск.

Я сидел в общей комнате и участвовал в спорах вместо того, чтобы заниматься. Но я считал, что достаточно было бы закончить обучение через четыре года, сдать вступительные экзамены, и я был бы зачислен в школу права. Я знал, что мне это по плечу. Но зачем мне высшая математика? Или естественные науки?

В первом семестре третьего года обучения я слегка заволновался. Принимая во внимание мою успеваемость, не было уверенности, что я смогу поступить в престижную школу права. Поэтому я решил поговорить с молодым профессором факультета политологии Дэвидом Ингерсоллом. По его мнению, в данной ситуации единственным способом произвести впечатление при поступлении была демонстрация моих способностей. Я сам загнал себя в угол, и оставалось всего три семестра, чтобы исправить ситуацию. Пришлось увеличить нагрузки и отлично справляться с ними.

Поскольку я взял на себя это обязательство, я выполнил его. В последующие два семестра я выдержал учебную нагрузку в тридцать семь часов с удовлетворительными оценками, несмотря на то что предпринял еще одну попытку играть в футбол. Я не играл два года, но тренеры удивились, как быстро я прогрессировал. После ежегодного весеннего матча в апреле казалось, что у меня есть шанс стать защитником. Я никак не мог дождаться следующего сентября. В своем воображении я уже видел, как наступает осень. Поэтому я чувствовал себя превосходно, когда отправился во Флориду на весенние каникулы после всех тренировок. Эта поездка все изменила.

Мы с друзьями на машине отправились в Форт-Лодердейл. Наличных у меня было не много, и девушки из Делавэрского университета, арендовавшие целый дом для своей большой компании, разрешили мне жить там. Но после двух дней пляжного отдыха я заскучал. Там была половина нашего кампуса. Это были те же люди, только менее одетые и более пьяные. А я не пил. И вот на второй день на пляже я разговорился со своим другом из Уилмингтона Фредом Сирсом, который уже заканчивал обучение, и еще одним парнем из футбольной команды. Должно быть, Фред тоже скучал.