Сделка леди Ромэйн - [57]

— Черт! — Джеймс встал с намерением налить себе бокал вина. Наполнив два бокала, один он протянул Ромэйн. — Ты сводишь меня с ума, особенно когда ты права.

— Спасибо.

— За вино?

— За комплимент. — Ромэйн облокотилась на спинку дивана и подогнула под себя ноги.

— Я не собирался расточать тебе комплименты.

— Это самое приятное из того, что я слышала от тебя с того времени, как обнаружилось, что Брэдли жив.

Джеймс поморщился:

— Не стоит быть такой обидчивой, Ромэйн. Ты знаешь, я рассчитываю, что через несколько месяцев ты окажешься в объятиях своего разлюбезного Брэдли и уже в его уши вольешь все свои жалобы.

— Я не о многом жалею. — Девушка улыбнулась и сделала глоток вина. — Ты не очень-то легкий супруг, Джеймс, даже в качестве временного мужа, как величает тебя Грэндж.

— Временного? — Джеймс с силой сжал локоть девушки. — Ты что… все ей рассказала?

Ромэйн высвободила руку, с сожалением посмотрев на расползающееся по платью пятно от выплеснувшегося вина. Она промокнула пятно салфеткой и едва не задохнулась, когда Джеймс, грубо схватив ее за подбородок, заставил взглянуть себе в глаза.

Глаза Маккиннона пылали яростью.

— Кто еще знает об этом, Ромэйн? Неужели ты рассказала своему горячему поклоннику, почему мы поженились?

— Я никому ничего не говорила. — Ромэйн отвела лицо. — Я дала тебе слово сохранить тайну, а Смитфилды не нарушают клятв.

— Но ты сказала, что Грэндж считает наш брак временным.

— Потому что она даже мысли не допускает, что дедушка позволит нам долго оставаться мужем и женой. Она мне все уши прожужжала о тех, за кого дедушка сможет выдать меня замуж, когда наш брак будет аннулирован.

— Ба! — Он осушил стакан и поставил на стол.

— Ба? Не такого ответа я ждала.

Джеймс тяжело опустился на диван, положив ногу на ногу.

— А чего ты ждала?

Ромэйн собиралась дать ему достойный отпор, но вдруг заметила, что к подошве туфель Джеймса прилипла грязь и соломинки. Значит, он наведывался в конюшню. Должно быть, именно там они с Камероном провели вечер, ведя тайные беседы. Ромэйн взглянула на пол, где остались грязные отпечатки его туфель. Грэндж лопнет от злости, когда завтра утром обнаружит следы Джеймса в женской спальне.

— Джеймс, я никогда не знаю, чего от тебя ждать, — посетовала Ромэйн, слишком усталая, чтобы продолжать игры в слова.

— Честно?

— Всегда.

— Всегда?

К своему удивлению, девушка улыбнулась и созналась:

— Обычно.

— Тогда, — начал Джеймс, подсаживаясь к ней на диван, — отвечу искренностью на искренность. Боюсь, что когда я зажигал лампу, то нечаянно опрокинул стопку писем. Но ты, Ромэйн, можешь быть уверена, что я не удовлетворил своего любопытства и не стал читать их. Я также не стал читать ответное послание твоему разлюбезному Брэдли.

Ромэйн сдвинула кипу писем на край стола и встала. Джеймс начал было что-то говорить, но слова его повисли в воздухе, когда Ромэйн сгребла гору бумаг и бросила их в камин. Пламя заплясало по тонким листкам: края записочек сначала темнели и сморщивались, а потом и вовсе превращались в пепел.

Глаза Маккиннона помрачнели и стали серо-зелеными, как море в непогоду. Джеймс встал и низко склонил голову:

— Сожалею, что вмешался в вашу жизнь, леди Ромэйн. Доброй ночи.

Вспоминая о том, что произошло дальше, Ромэйн не могла с уверенностью сказать, кто — он или она — был поражен больше, когда она кинулась за Джеймсом и уцепилась за его рукав. Вкус искренности был слишком сладостен, чтобы позволить разговору завершиться ничем. За последние две недели ей пришлось произнести слишком много лжи, ей нужен был человек, который мог бы выслушать и понять ее.

— Джеймс, — прошептала девушка, — ты слишком спешишь и не даешь мне возможности что-либо тебе объяснить.

— Ну объясни. — Голос его был тверд, как будто Маккиннон отдавал приказы своим подчиненным.

— Брэдли действительно мне писал, но я не отвечала.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты не воспользовалась возможностью сообщить Монткрифу о своей бессмертной любви хотя бы для того, чтобы держать его на поводке?

Только тонкая ткань отделяла пальчики Ромэйн от тела Джеймса, и она не желала упускать возможности прикоснуться к нему.

— У меня нет никакой необходимости дурачить Брэдли.

— Но он уверен, что ты любишь его.

— Значит, он более уверен, чем я.

— Ты его больше не любишь?

— Я больше не уверена в этом… я ни в чем не уверена.

Рука Ромэйн как бы случайно сказалась под шелком его жилетки. Джеймс рассмеялся и потряс головой. Он окружил ладонями ее личико и прошептал:

— Если наш план завершится лишь тем, что ты дашь этому недотепе от ворот поворот, я все равно буду считать наше предприятие удачным.

— Вот уж не думала, что тебя занимает что-нибудь, кроме твоей работы.

— Я дурачил тебя, дорогая, я…

Ромэйн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Джеймс крепко обнял ее. Девушка нежилась в объятиях супруга, покрываемая его поцелуями.

Джеймс ласкал ей ушко и шейку, он шептал ее имя, делая реальностью нежности, о которых она мечтала долгими одинокими ночами.

— Пожар! — неожиданно раздался крик за дверью.

— Опять нам помешали, — Джеймс едва не выругался. Он отпустил ее так быстро, что Ромэйн едва не ударилась о диван. Маккиннон бросился к ближайшему окну, она за ним: к черному бархатному небу поднимались оранжевые языки пламени. Снизу доносились крики о помощи. Ромэйн издала стон отчаяния.