Сделка - [19]

Первые дни в гостинице мы посвятили исследованию. По его данным, республиканская партия прочесывала страну в поисках подающих надежды политиков. Таких, на которых она могла рассчитывать. Чет Колье был надеждой «слонов» Западного Коннектикута. Я читал и перечитывал его публичные выступления, делая пометки на полях для обозначения нужных цитат. Трудно было поверить, что на суждения, изрекаемые Колье, кто-то возлагал надежды. Но ведь в нашей стране был и Голдуотер! И я вскоре начал верить, что этот нонсенс действительно был произнесен. Затем я почувствовал, что могу хорошенько размять мозги в ходе обработки этого малого. Редакторы журнала соображали, что делают, предлагая Колье именно мне. Нет, они ни на чем не настаивали и ничего не советовали: зачем? Они заранее знали, что мой ответ фигуре Колье будет броском ястреба на разъевшегося голубя.

По пути к Колье я рассказал Гвен, что знал сам. Мы ведь учились с ним в одном колледже. Я был пешка, один из многих, а Чет представлял фамилию, широко известную по всей Новой Англии. Его сразу же воткнули — я помню тот июньский день — в почетное общество старшекурсников, к тому же он принадлежал к братству Дельта Каппа Эпсилон, был «Деке». А я был мойщиком посуды в кампусе Зета Пси. Эра моечных машин еще не пришла, и моя одежда источала ароматы мойки все четыре года обучения. По этой причине и по многим другим я все еще горел желанием отомстить.

Увидев Чета, я сразу понял, что он ни капли не изменился. Сомнений по поводу своей персоны у него не возникало и раньше. Он относился ко всем остальным людишкам со снисходительностью человека, раз и навсегда уверовавшего в свое превосходство. Он ни перед кем не распинался, его существованию ничего не угрожало, достойных соперников ему не встречалось, и поэтому он ни к кому не испытывал неприязни. С румяными щеками, подвижный и легкий на подъем, он, казалось, только что прибежал с разминки. Пил он умопомрачительные дозы, но, по-моему, ни разу не заплатил цену хорошего похмелья. Таких мартини, какие делал Чет, я не пил никогда — они были сухие до горечи. Он водил английскую машину с двумя сиденьями (как я) и говорил в своих речах, что предпочитает автомобили британского производства. Более того, он утверждал, что они являются лучшими, потому что в Англии все еще крепки традиции истинного мастерства, а крепки они потому, что на островах профсоюзы не так сильны (что, разумеется, далеко от истины) и что руководят ими, не в пример нашим, не гангстеры, а вполне порядочные люди. (Нонсенс!) И добавлял, что у англичан прочные религиозные устои. Как соотнести религию с производством автомобилей, я не уразумел. Чет еще и играл в гольф по воскресеньям.

Он называл Америку «избалованным дитятей мира».

Рассуждал о затягивании поясов. В то же время сам весил за центнер, хотя, должен признать, основная масса тела приходилась на верхнюю часть. Он много высказывался о Второй мировой войне, повторяя, что только раз за всю историю страна ожила, объединившись под знамена одной духовной цели. И никогда не забывал коснуться своей службы, красочно освещая узлы речей символическими сценами окопной жизни. Он говорил, что неотъемлемую сущность жизни составляет жестокость, что человек — кровожадный зверь, грубый от природы, и что современное общество до конца обнажило свои пороки, но ничуть не изменило свою суть. Он говорил, что человеку следует время от времени ставить на карту свою жизнь… он не имел в виду буквально, ведь ему приходилось возвращаться к повседневному порядку вещей. Его рыжая шевелюра истончилась от времени, а борода стала еще гуще. Вещая, он держал руки в карманах и шевелил пальцами, почесываясь, даже если Гвен была рядом. От ее острых глаз ничего не укрывалось, а острый карандаш педантично заносил в блокнот все, включая и это, чисто мужское, занятие.

Чтобы поддаться его обаянию, его надо было видеть. Я думал, что выпуск таких политиков прекращен — он просто насыщал атмосферу всем этим романтическим бредом, густо сдобренным его личной убежденностью и великолепной чувственностью. А мы, избиратели, слепли и не видели его подлинного лица.

Конек Чета — либеральный интеллектуал. Я немедленно обзавелся ярлыком оного. Воображаю, как он расстроился, узнав, что я к тому же и не еврей. Он спросил меня об этом в самом начале беседы и затем переспросил через несколько часов, якобы забыв. Я зацепился за вопрос и поинтересовался, так ли это важно для него. Он начал хохотать, долго и заразительно. Потом повернулся к Гвен и поведал ей, что ее шеф достаточно дипломатичен, не так ли? Почему бы не спросить прямо, является ли он — Чет Колье, антисемитом? Оба вопроса он обратил лично к ней, как бы удивляясь, что, мол, она связалась с таким типом, как я? Талантливо, по-мужски он принялся охмурять ее прямо при мне. Получилось так, что он польстил и ей, и мне, и это было отмечено. Но если он хотел смутить ее, то вовсе не преуспел в этом. На его заигрывания и ухаживания в лоб она оставалась холодна. После нескольких минут кавалерийской атаки я почувствовал слабое раздражение. Он быстро смекнул, что к чему, и время от времени возвращался к такому способу разговора — обращался только к ней, меня не замечая в упор. И я почувствовал себя идиотом. Должен признаться, сукин сын прямо-таки наслаждался игрой.