Сципион. Том 1 - [277]

К исходу дня пунийцы приблизились к стану Сципиона и разбили лагерь в нескольких милях от него.

Придавая, как всегда, большое значение информации, Ганнибал, проявив немалую изобретательность, заслал в расположение неприятеля множество разведчиков. Одну такую негласную делегацию римляне выследили, схватили и привели к проконсулу. Допросив пленных, Сципион выяснил, что перед ним весьма квалифицированные в военном деле люди, в основном, офицеры. Тогда он сменил тон и стал беседовать с ними как с равными, а затем поручил трибуну провести этих гостей по всему лагерю, как некогда поступил в подобной ситуации царь Ксеркс, и показать им все, что они пожелают посмотреть.

Пунийцев потрясло такое обхождение, и столь особое настроение дополнительно способствовало их восхищению всем увиденным в римском войске, которое в своем оснащении и подготовке являло высшие достижения современной им военной науки. Поразил их и царящий здесь дух: казалось, будто люди готовились не к битве, а к празднеству. Многое тут было им интересно и непривычно, и, в числе прочего, вызвал удивление мощный духовой оркестр, сопровождающий их по всему лагерю эффектными маршами, то экспрессивно-неистовыми, то грандиозно-величавыми.

Когда они снова предстали перед Сципионом, головы у них кружились от калейдоскопа ярких картин, не вмещавшихся в памяти и изнутри вновь и вновь заполонявших взор. Свое мнение о римском войске пунийцы выразили коротко:

— Если бы у нас не было Ганнибаала, — сказали они, — мы бежали бы от вас прочь без оглядки. Вся наша надежда только на него.

— Да он тоже бежал бы, коль было бы куда, — небрежно, как бы нехотя, заметил на это Сципион и затем поинтересовался у гостей: все ли они как следует рассмотрели и все ли им в надлежащей мере понятно.

Карфагеняне заявили о полном удовлетворении проведенным обзором и только спросили, на какой срок римляне обеспечены продовольствием. Из всех возможных вопросов этот был единственным, неугодным Сципиону. Однако он до конца выдержал принятую роль и честно ответил:

— На три дня. Так что мы должны победить вас завтра-послезавтра, — затем, после небольшой паузы, он добавил: — Впрочем, вы ведь знаете, сколь мы, римляне, неприхотливы в пище, как и в других видах материального обеспечения, а потому, не тешась бесплодными надеждами, считайте, что мы сможем продержаться на трехдневных запасах и десять, и двадцать суток.

Попрощавшись с пунийцами, обращенными из лазутчиков в гостей, Сципион отправил их к Ганнибалу.

22

Пуниец был в бешенстве от выходки соперника. Он привык, что враги страшатся его, осторожничают и таятся перед ним, а этот римлянин утонченно-благородным образом явил ему свое презрение. «Ах, вот как! — восклицал Ганнибал, расхаживая перед удрученными офицерами. — Птенец, которого я научил бегать при Тицине, Требии и Каннах, оперившись, вознесся в небеса и угрожает орлу!»

Но, сводя перед своими офицерами, поступок Сципиона лишь к самоуверенной насмешке, самому себе он отдавал отчет в том, что тот нанес карфагенянам психологический удар и, представляя, как гордятся теперь проявленной вызывающей смелостью римляне, досадовал вдвойне: и за пощечину собственному войску, и за удачу противника. Пуниец страстно желал придумать какой-либо равноценный ответ сопернику, но придумал совсем иное. Он решил использовать нестандартный прием Сципиона в своих целях и послал проконсулу письмо, в котором выражал притворное восхищение великодушием Публия по отношению к его шпионам и показанной им твердостью духа накануне жестокого испытания. Прикидываясь покоренным красивым жестом римлянина, Ганнибал с наивным, а может быть, и с рассчитанным самомнением называл его равным себе оппонентом и в связи с этим высказывал мнение, что им обоим нецелесообразно вверять свои судьбы случаю и превратностям битвы, но следует подчинить оружие разуму и покончить с войной путем мирных переговоров.

Сципион приветливо принял пунийского гонца и сделал вид, будто благосклонно относится к идее Ганнибала. Однако окончательного ответа он не дал, а через посла уведомил карфагенского вождя, что назначит ему встречу несколько позднее.

Утром римляне снялись с лагеря и двинулись в северном направлении. Сципион намеревался перебраться к одному из приграничных городов, чтобы в случае необходимости обеспечить пропитание войску за счет местного населения. Попутно он искал обширную долину или плато, удобные для битвы с применением многочисленной конницы. Карфагенянам не имело смысла оставаться на месте, сбежать же они не могли, так как римские разведчики наблюдали за каждым их маневром, потому им пришлось последовать за неприятелем, уповая на дипломатию.

И вот на краю обитаемого мира, в окрестностях ливийского городка Нараггара, противоборствующие армии остановились у широкой равнины, опоясанной спиральной грядой холмов. Это было то самое, избранное небесами на трагическую роль в исторической драме поле, которое тысячелетия дремало в тяжкой истоме, млея под африканским солнцем, чтобы теперь в один день вдруг оказаться истоптанным солдатскими сапогами, избитым копытами, облитым кровью и потом, и тем самым прославиться во всем человеческом пространстве на все человеческое время. Под пристрастными взорами людей, предчувствующих жестокую участь, эта сухая бесплодная местность словно ожила и, казалось, вожделела своей каменной плотью утолить многовековую жажду пустыни, испив их жизненные соки.