Сципион. Том 1 - [240]

Однако, поддаваясь штурму карфагенянки, Сифакс, тем не менее, мешал в себе вожделение с ненавистью. В итоге переживаний последнего года он перестал доверять людям и в поступках всех и каждого подозревал низкую корысть. Страсти, будто бы владеющие Софонисбой, не воспринимались им как искренние. Но слишком много значила для него эта женщина, из-за которой он погубил и жизнь, и царство. Могучее чувство породила она в нем, и, вопреки сознанию, оно не хотело погибать. Любовь его отчаянно билась в предсмертных конвульсиях, и порой, когда Софонисба торжествовала победу своей женской силы, Сифаксу мерещилось, что не тело прекрасной карфагенянки он сжимает в объятиях, а остывающий труп собственной любви и судорожной страстью пытается вдохнуть в него жизнь.

Но, как бы там ни было, Софонисба все же и на этот раз сумела обрести власть над нумидийцем; будоража его силы посредством чувственности, она ловко направляла их на дело, угодное ее Отечеству. Ища исход жгучей энергии, разъедающей его тело, Сифакс поневоле обращался к государственным вопросам и, стремясь стряхнуть с себя наваждение женских чар, носился по всей стране, сгоняя толпы крестьян и кочевников в свой лагерь.

Вот такими средствами организовывали карфагеняне отпор римлянам.

Однако скоро у Сифакса собралась столь многочисленная армия, что он приободрился и опять начал предаваться мечтам о разгроме непобедимого Сципиона. Мир снова обрел для него прежние краски. Ему даже стало казаться, будто Софонисба в какой-то мере все же любит его. Во всяком случае, он воображал, что, одержав верх над иноземцами, завоюет истинную благосклонность красавицы, и целыми днями пропадал в лагере, обучая войско на римский лад.

Когда Гай Лелий и Масинисса в основном закончили покорение восточной Нумидии и двинулись к Цирте, Сифакс уже считал себя готовым сразиться с кем угодно. Он смело выступил им навстречу, желая поскорее разделаться с легатами, чтобы угрожать самому Сципиону. Сблизившись, противники поставили лагери в пределах видимости друг друга, и каждая сторона тут же продемонстрировала свою непримиримость конными выпадами. Лелий и Масинисса имели только всадников и легкую пехоту, тогда как у Сифакса было настоящее войско. Следовательно, перед римлянами стояла задача спровоцировать нумидийцев на конную битву без участия фаланги. Поэтому, начав дело с безобидных стычек, легаты постепенно подбрасывали в бой все новые турмы, как поленья в костер. Такая схватка, как ничто иное, разжигала азарт Сифакса. Он снова чувствовал себя оскорбленным невниманием Сципиона, его дух стремился к великим свершениям, а тут у него под ногами путались какой-то Лелий и многократно битый им Масинисса! Царь приходил во все большее раздражение и наконец вознамерился разом покончить с нарушающим субординацию врагом. Он пустил в ход всю массу конницы и начал выводить за ворота пехоту. Однако, прежде чем Сифакс выстроил фалангу, его всадники уже опрокинули римлян и погнали их к лагерю. Царь поручил пехоту попечениям офицеров, а сам рванулся вперед, дабы лично приобщиться к ратной славе. Вихрем мчались полчища Сифакса, сметая все на своем пути, но вдруг римские всадники куда-то исчезли, а на их месте оказались плотные ряды велитов, частично вооруженных как легионеры. Смертоносная туча метательных снарядов на мгновение закрыла над нумидийцами небо, приведя их в замешательство, а в следующий миг забились в судорогах падающие кони, застонали раненые люди, и африканцы подались назад. Римляне извлекли максимальные выгоды из этой запланированной ими паузы: их конница развернулась и лавиной пошла на врага, только теперь начиная настоящую битву, велиты, выпустившие метательный боезапас, с дротиками и копьями наперевес смешались с всадниками и как бы сцементировали собою атакующую конницу. Страшный своею мощью и внезапностью удар римлян смял нумидийцев, и, отступая, они были готовы вот-вот обратиться в бегство.

Разгневанный Сифакс, хлестая кнутом трусливо шарахающихся от противника подданных, пытался восстановить строй. Его неистовство, оставляющее равнодушной Софонисбу, возымело действие на всадников, оказавшись для многих из них сильнее страха смерти, и позволило царю сколотить авангардный отряд, с которым он несколько придержал наступление неприятеля. На короткое время ход боя выровнялся, но, поскольку значительная часть нумидийцев уже рассыпалась по лугам, радуясь поводу вернуться в свои селения, римляне снова стали одерживать верх. Сифакс понимал, что в его положении пунийский или римский полководец постарался бы организованно отступить к лагерю и затем, объединившись с пехотой, возобновить сражение на ином качественном уровне. Но его самолюбие не позволяло ему пятиться перед всего лишь помощниками Сципиона, и он сделал еще одну отчаянную попытку переломить судьбу битвы. Выкрикивая воинственные лозунги, Сифакс сдавил пятками брюхо коня, заставив его броситься в гущу врага. Однако за царем в этот раз почти никто не последовал, и он одновременно ощутил восторг при виде сраженного им италийца и ужас падения, когда под ним рухнул конь. Торжествующие римляне спешились и прижали африканского вождя к земле. И уже скоро Сифакс униженно предстал перед Гаем Лелием и, что самое страшное для него, перед Масиниссой. Узнав о пленении царя, нумидийское войско распалось, правда, значительная часть его отошла к Цирте. Римляне захватили и разграбили лагерь. Победа была полной.