Сципион. Том 1 - [219]

Уже в ближайшее время проконсул предоставил союзнику возможность отличиться. Пунийцы наконец собрали значительные конные силы, но заперлись с ними в одном из окрестных городов, намереваясь препятствовать римлянам грабить страну в ожидании основного войска, которое в срочном порядке формировал Газдрубал, сын Гизгона. Естественно, Сципион решил уничтожить эту часть карфагенской армии до прибытия Газдрубала. Он провел тщательную разведку местности, а также возможностей противника, и без труда составил план операции. Выстроив конницу, полководец, чтобы воодушевить воинов, объявил поведение вражеских всадников, прячущихся в городе, трусостью, после чего повел свои турмы за собою. Зная еще со времен сражения при Требии способности нумидийцев к провокациям, Сципион послал отряд Масиниссы вперед. Подскакав к городским воротам, африканцы стали вызывать пунийцев на бой. Пользуясь поднявшейся суматохой, Публий с остальной конницей незаметно подобрался к месту событий и расположился за холмами. Тем временем нумидийцы то, бахвалясь, гарцевали на виду у противника, то, словно испугавшись возможной вылазки, отступали назад, затем снова приближались, дразня засевших за стенами. Раззадоренные пунийцы, кроме прочего, сознававшие свое численное превосходство, в конце концов вышли за ворота и вступили в схватку. Отряд Масиниссы, ведя бой с переменным успехом, умелым маневрированием завлекал врага все дальше и вытягивал из города все новые эскадроны. Измотав противника, нумидийцы заманили его к холмам, из-за которых выступила конница Сципиона и со свежими силами обрушилась на разрозненные части соперника, одновременно перекрыв им обратный путь в город. Около тысячи пунийцев сразу же оказалось окружено, и все они погибли, либо сдались, остальных римляне упорным преследованием рассеяли по округе, причем многих удалось взять в плен. В том же порыве победители ворвались в город.

Успех был полным, но Сципиону этого казалось мало. В нем, как никогда прежде, бурлила жажда деятельности. Сейчас ему представлялось, будто он может все, что никто и ничто не устоит перед напором силы его ума и духа. Вообще, с прибытием в Африку Публий ощущал себя по-иному, он воспрял и преобразился, более того, с ним произошло нечто странное: все его чувства и способности обострились до грани мистического. Ему чудилось, будто он уже бывал в пунийской стране, знаком с рельефом и растительностью, узнает места, в которые попадает впервые, по ночам ему мерещились кривые сумрачные улицы Карфагена с высотными домами, где он почему-то прекрасно ориентировался. В какие-то периоды возникало такое впечатление, словно взор его проникает сквозь стены и темноту, а мысль опережает время, и потому он заранее угадывает намерения своих легатов и то, что хочет сказать ему тот или иной из них, и даже предчувствует погоду. Он будто бы вырос далеко за пределы тела и пронизал собою все вокруг: и время, и пространство. Причем удивительным образом это необычайное состояние не утомляло его, и самочувствие было превосходным, зато на фоне столь яркой жизни предшествовавшее существование казалось вялым, как болезнь.

Однако пока Сципион обуздывал свое вдохновение. В нынешнем положении римлянам следовало проявлять осторожность, об этом им напоминал и пример экспедиции Атилия Регула. Правда, при всей аккуратности предпринимаемых шагов, необходимо было все же стремиться вперед. В штабе Сципиона выдвигались идеи либо похода в царство Сифакса с целью помешать нумидийцу собрать войско, либо осады самого Карфагена. Полководец отклонил оба предложения. Поход в Нумидию представлял собою неоправданный риск ввиду отсутствия надлежащего тылового обеспечения, а римляне пока не имели в Африке солидной базы и в качестве таковой использовали Сицилию. Для атаки же вражеской столицы Сципион не располагал достаточными силами. Хотя Карфаген размещался на полуострове со сравнительно узким перешейком у основания, и римского войска, пожалуй, хватило бы для осады города с суши, но на море карфагеняне имели подавляющее превосходство над флотом Гая Лелия. Кроме того, чтобы сломить сопротивление такого громадного могучего города, потребовалось бы несколько лет, тогда как не позднее, чем через один-два месяца, пунийцы, несомненно, закончат подготовку войска, а с его выходом на арену борьбы уже римляне, подступись они к Карфагену, окажутся в осаде. Все же некоторые офицеры и после приведенных доводов полководца оставались при своем мнении и утверждали, будто нападение на столицу даже при отсутствии прямого успеха произведет моральное давление на противника и надломит его дух. Но проконсул не согласился и с этим, поскольку считал подобное психологическое воздействие кратковременным, таким, которое по мере выявления бессилия нападающих обернется воодушевлением и даст противоположный результат. Вместо отвергнутых вариантов Сципион принял решение идти на Утику. Этот город не обладал особой военной мощью, но имел большое политическое и экономическое значение. Утика вполне годилась на роль материальной базы войска, кроме того, используя родственные и финансовые связи ее населения, можно было бы воздействовать на пунийцев других городов. Такой ход представлял бы собою существенный этап в овладении страной. Удача задуманного предприятия для ливийской кампании была бы равносильна захвату Нового Карфагена в испанской войне.