Сципион. Том 1 - [215]

Как ни быстро проконсул управился с посольством, африканцев видели и в городе, и в лагере. Солдаты не знали об измене Сифакса и полагались на его помощь. Во избежание кривотолков, неизменно следующих за неопределенностью, необходимо было как-то сообщить им об итогах визита. Сципион собрал войско и выступил с короткой речью. Он сказал, что все готово к походу, путь в Африку открыт. Рим снял последние ограничения с их действий, одновременно и ситуация в самой Ливии требует скорейшего прибытия римлян: Масинисса давно томится в нетерпении, а сегодняшняя делегация от Сифакса также подтвердила, что римлянам следует срочно заняться африканскими делами. Такая двусмысленность вполне удовлетворила любопытство непритязательных легионеров. Все успокоились, и Сципион дал приказ готовиться к выступлению из лагеря.

Утром пехота кратчайшей дорогой направилась в Лилибей, а сам Публий с конницей еще раз посетил основные сицилийские города. На торжественных встречах, устраиваемых местными общинами, Сципион произносил довольно однообразные речи, в которых говорил о важности предстоящего похода и о выгодах, ожидающих сицилийцев в результате победы. Войну Рима с Карфагеном он представлял как противоборство цивилизованной Европы и дикой Африки, то есть как общее дело и римлян, и греков, а в заключение призывал всех напрячь физические и духовные силы для последнего, решающего акта этой справедливой и благородной по своим целям войны. Затем перед толпою торжественно проходили эскадроны Сципиона, придавая внушительность его словам, после чего сицилийцы «напрягали силы» и делали очередной взнос в казну проконсула. Как ни иссушали подобные парады впечатлительную душу Сципиона, он терпеливо с истинно римским упорством раз за разом повторял этот ритуал на всем пути следования и прибыл в пункт назначения с заметным подкреплением материальных ресурсов.

В Лилибее бурлило людское море, захлестывая улицы волнами эмоций. Окрестности были заняты войсками и забиты бесчисленными обозами. Сюда съехались многие римские нобили и почти вся сицилийская знать. На какое-то время этот город сделался столицей провинции, а возможно, и всего Средиземноморья. Здесь зрели события, которые вскоре потрясли мир.

Сразу по прибытии в Лилибей Сципион погряз в нагромождении всевозможных дел, хотя прежде казалось, будто все вопросы были решены еще в Сиракузах. Но он со стоической выдержкой переносил эту суету и кропотливо вникал в каждый нюанс, поскольку понимал, что сейчас закладывается фундамент всей кампании, и затраченный здесь труд даст результат в Африке.

Вскоре вернулся из Рима Марк Помпоний и привез добрые вести. Выслушав восторженные отзывы комиссии о деятельности Сципиона, сенат подавляющим большинством голосов дал согласие на поход против Карфагена. Кроме того, Помпоний добился для проконсула права использовать сицилийские войска по собственному усмотрению, что давало возможность привлекать каннские легионы. Пока Сципион снарядил только половину армии, остальную же часть предполагал набрать из этих не по собственной вине попавших в опалу подразделений. Теперь он мог приступить к делу.

Публий еще не встречался со своими давними соратниками, с которыми расстался в Канузии двенадцать лет назад, но от доверенных людей знал, что годы не остудили их воинственный пыл и, по-прежнему ненавидя врагов, а также страдая от обиды, они вдвойне жаждут битвы.

Имя Сципиона много значило для этих ветеранов, так как большую часть из них именно он спас от каннской резни, но они знали его девятнадцатилетним юношей. Теперь же Публий должен был предстать перед ними как полководец. Естественно, что солдаты с нетерпением ожидали его, готовя ему в новой роли одновременно и благожелательные, и скептические оценки. В подобных случаях очень многое зависит от первого впечатления при встрече. Исходя из этого соображения, Сципион решил не погнушаться еще одной театральной сценой.

Он отправил гонца в расположение легионов, чтобы загодя взбудоражить воинов вестью о встрече с полководцем, но лишь через несколько дней послал за ними легата, который привел их в город. На центральной площади состоялось пышное собрание граждан и войсковой знати, тут же присутствовало и несколько манипулов отборных солдат из числа тех счастливчиков, кому уже выпала честь попасть в армию Сципиона, а в созданной здесь эмоциональной атмосфере право участия в походе воспринималось именно как великая удача. В таком блестящем окружении ветераны каннской битвы, и прежде чувствовавшие себя изгоями, вовсе оробели. Между тем один за другим продолжали торжественно прибывать легаты, и в каждом из них солдаты предполагали увидеть Сципиона, но, убеждаясь всякий раз в ошибке, они ощущали разочарование, смешанное с облегчением. За годы изгнания приговоренные к бездействию легионеры многократно обращались к магистратам и полководцам с просьбой повести их в сражение, где можно было бы кровью смыть с себя позор, но всегда безуспешно. Теперь они также начали сомневаться относительно своего участия в африканской кампании и все более страшились суда Сципиона. Предполагая дать здесь оценку полководцу, они вдруг ясно осознали, что в первую очередь будут оценивать их самих.