Сципион. Том 1 - [169]
— А что, Публий, твой друг не пытался найти себе дело по силам? — спросил Назика.
— Я неоднократно старался вдохновить его на поэзию или труд историка либо, в крайнем случае, философа.
— Но это не столь уж почетно, — заметил Назика.
— И он говорит так же. Но главное не в этом; Марк не мыслит себя вне общины. Он пытался писать историю самнитских войн, но историк в основном работает для потомков, а Марк желает быть полезен Республике сейчас же, немедленно, как и все мы, тем более, что именно теперь государство, как никогда, нуждается в способных и честных людях. Пока я делаю попытки увлечь его изучением накопленных обществом запасов разума и духа. В настоящее время он увлекся правом, гражданскими и религиозными обычаями, жреческими обрядами и культами, но информация по многим вопросам малодоступна, так как находится у специальных коллегий. Чуть ли не каждый день я заново борюсь с его апатией, всеми силами стремлюсь поддержать его интерес к жизни, но без настоящего дела он вот-вот угаснет… Впрочем, мы слишком увлеклись своими вопросами и отклонились от темы беседы, потому Публию Лицинию, видимо, досадно нас слушать, поскольку он, наверное, даже не знаком с Марком Эмилием младшим.
— Нет-нет, мне нужно это знать, — заверил Красс, — ведь рассказанная тобою, Сципион, трагедия — характерная черта нашего времени, такие израненные судьбы — наша общая беда. И мы вместе должны искать способы, как помочь таким людям.
Итак, Сципион благополучно посеял в голове Красса вторую мысль, теперь следовало не мешать им обеим прорасти и переплестись в единый букет. Большая часть задачи была решена, оставалось только присыпать семена слоем доброй почвы, но в свете растревоженных воспоминаний, ему расхотелось продолжать разговор. Однако во имя той же памяти о погибших и о том же Эмилии, он должен был завершить свое дело.
Сципион грустно посмотрел на Лициния и стал расспрашивать его, где можно достать те или иные книги для Марка по перечисленной ранее тематике, и таким образом он постепенно втянул его в диалог по юридической части. Назика в это время куда-то отлучился.
Сципиона не особенно интересовали вопросы права, но сейчас, встретившись с умным и знающим собеседником, он в конце концов увлекся и благодаря искреннему вдохновению произвел должное впечатление на Красса.
Тем не менее, по некоторым положениям между ними разгорелся спор. Так, оба они различали высшую, истинную справедливость и людские, писаные законы, которые хороши или плохи в зависимости от нравов породившего их государства. Но Красс утверждал, что абсолютный закон — есть эталон, данный человечеству богами, а Сципион считал его выражением реальных связей, наложенных на людей их общественной природой. Понятия божественного промысла у Красса и природы у Сципиона в процессе их раскрытия неоднократно сближались, так как Сципион признавал, что боги присутствуют в людях и, в конечном счете, через них реализуют свою волю, позиции оппонентов разделяла призрачная грань, но, когда казалось, будто эта межевая полоса вот-вот растворится, она вдруг снова углублялась, превращаясь в непреодолимый ров разногласий.
Они так и расстались, лишь укрепившись каждый на своих собственных позициях, но при этом были весьма довольны друг другом и с нетерпением ожидали продолжения спора в будущем. Прощаясь, Красс выразительно сказал:
— Нет, Корнелий, ты не только солдат.
Когда Лициний ушел, Назика попросил Сципиона задержаться. Юноша принялся смаковать их общий успех в воздействии на своего тестя, но, видя, что брат выглядит слишком утомленным и не проявляет восторга, хотя и удовлетворен итогом встречи, он лишь попросил рекомендаций относительно дальнейшего поведения при общении с Крассом и отпустил его. Однако у порога Назика снова окликнул Сципиона и, подойдя поближе, тихонько сказал:
— Я знаю, что тебе сейчас не до меня, но все же ответь на мучительный для меня вопрос. Ты стремишься к высшей магистратуре, чтобы попасть в самое пекло войны, жаждешь встречи с Ганнибалом, этим чудовищем, плавающим по горло в крови наших соотечественников, которого никто из нас так толком и не победил в открытом бою. Нет ли в тебе страха, сомнений, каковые есть во мне? Почему ты столь уверен в своей победе?
— Я добьюсь успеха, потому что я обязан победить именно ввиду сказанного тобою, — устало, но твердо и даже с нехарактерной для него жесткостью произнес Сципион. — А уверенность в своем превосходстве у меня основывается на трех противопоставлениях: я — римлянин, а он — карфагенянин; я — Сципион, а он — Ганнибал; я знаю его насквозь, а он не имеет обо мне представления.
— К этому можно добавить и четвертое, правда, менее существенное, — после некоторой паузы, усмехнувшись, сказал Сципион, — я моложе; он уже исчерпал себя, он устарел.
4
Через день после беседы со Сципионом Красс уже сам искал встречи с ним и подговаривал зятя устроить ему такую аудиенцию. Сципион с готовностью откликнулся на призыв, но при следующем свидании не форсировал события и говорил на отвлеченные, в основном, теоретические темы, игнорируя всяческие попытки Лициния перевести речь на обсуждение нынешних политических событий. Правда, Красс не скучал и в этот раз, поскольку Сципион предложил его осмыслению весьма оригинальные идеи.
Социально-исторический роман "Тиберий" дополняет дилогию романов "Сципион" и "Катон" о расцвете, упадке и перерождении римского общества в свой социально-нравственный антипод.В книге "Тиберий" показана моральная атмосфера эпохи становления и закрепления римской монархии, названной впоследствии империей. Империя возникла из огня и крови многолетних гражданских войн. Ее основатель Август предложил обессиленному обществу компромисс, "втиснув" монархию в рамки республиканских форм правления. Для примирения римского сознания, воспитанного республикой, с уже "неримской" действительностью, он возвел лицемерие в главный идеологический принцип.
Главным героем дилогии социально-исторических романов "Сципион" и "Катон" выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.Во второй книге рассказывается о развале Республики и через историю болезни великой цивилизации раскрывается анатомия общества. Гибель Римского государства показана в отражении судьбы "Последнего республиканца" Катона Младшего, драма которого стала выражением противоречий общества.
Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.
Современная историческая проза. Роман о людях, пытающихся жить и любить на фоне того хаоса, который называется революцией. От автора: Это не экшен с морем крови, это сермяжные будни начала гражданской войны. Здесь нет «хороших» белых и «плохих» красных, здесь все хорошие и все плохие. На войне — а тем более на гражданской войне — ангелов не бывает, и кровь льют одинаково с обеих сторон, и одинаково казнят, не считаясь ни с какими правилами.