Считается убийством - [5]

– Совсем не помешал. Вы с Данте можете оставаться сколько захотите. Дизель будет счастлив, что есть с кем поиграть, а я – что вижу сына.

У меня защемило сердце. Неужели он сомневается, что родной отец рад его видеть?

– Спасибо, – Шон улыбнулся.

– Давно ты здесь?

– Минут двадцать, – он сделал пару шагов ко мне, но остановился. Затянулся и выдохнул облачко дыма, которое уплыло наружу сквозь сетчатые двери.

Мне хотелось его обнять, но он не подошел ближе, а я замешкался, и момент был упущен. Шон молча курил и смотрел на меня. Вид у него был измученный, но после двенадцати часов езды из Хьюстона это неудивительно.

– Ты что же, с вечера за рулем?

– Выехал из Хьюстона часа в два ночи.

– Да ты, должно быть, с ног валишься. Не хочешь прилечь?

– Сейчас пойду. Только докурю, – он взмахнул сигарой, потом сердито посмотрел мне за спину: – Фу, Данте! Нельзя!

Я обернулся: пудель поднял лапу возле плетеного дивана. Шон метнулся к нему, подхватил на руки и, пока тот не успел наделать дел, открыл дверь во двор и выставил его на крыльцо.

– Ступай-ка на улицу.

Данте смотрел на хозяина. Шон поторопил его жестом, и пудель сбежал по ступенькам. Не успел я помешать, как за ним последовал Дизель.

– Прости, пап, я случайно выпустил кота, – Шон закрыл дверь, но ко мне не повернулся.

– Двор огорожен, а Дизель умница и не пытается выбраться наружу.

Я встал рядом, и мы наблюдали, как пес и кот гоняются друг за другом по лужайке.

– Похоже, они неплохо поладили, – Шон потер глаза. – Я боялся, что подерутся.

– Дизель вообще мирный. Тем более он тяжелее Данте фунтов на двадцать. Так что вопросов, кто в доме хозяин, не возникнет.

Шон рассмеялся.

– Давно у тебя Данте? На Рождество ты про него не рассказывал.

– Два месяца. Одна знакомая не смогла его оставить себе, и я его забрал. Ему год и несколько месяцев, – голос его звучал то ли грустно, то ли устало.

– У тебя что-то случилось, сынок? – Я коснулся его руки. – Ты не болен?

– Нет, просто вымотался, – Шон отошел обратно к креслу, сел и мрачно уставился во двор.

Я прислонился к двери и разглядывал его. Он, конечно, не просто устал, но как вызвать же его разговорить?

– Хорошо, что тебе удалось выкроить время, да еще так скоро после праздников. Я помню, что раньше с этим бывало туго.

Шон работал юрисконсультом в большой хьюстонской фирме. В свои двадцать семь лет он был слишком молод, чтобы стать полноправным партнером. Работал он часов по семьдесят-восемьдесят в неделю.

Шон пожал плечами.

– Я заслужил отпуск. Ехать мне больше некуда, вот я и явился к тебе. – Он зевнул. – Пойду, пожалуй, правда лягу.

– Давай. Твоя комната – та же, в которой ты жил на Рождество.

Вот и вызывай его на откровенность. Невыразительный тон и осунувшееся лицо стали мне предупреждением, чтобы я не лез пока с расспросами.

Шон открыл дверь во двор и свистнул:

– Данте, ко мне! Сюда!

Данте тут же взбежал на крыльцо, пыхтя после бурной игры. За ним прискакал Дизель.

Шон нагнулся, подхватил Данте на руки, и пес лизнул его в щеку. С барахтающимся пуделем в руках он посмотрел на меня, улыбнулся, и вдруг я увидел перед собой мальчугана, который приходил ко мне с трудными задачками по математике. Я уже много лет его не видел.

У меня перехватило горло. Я смотрел, как Шон с пуделем зашли в дом, потом подошел к креслу, в котором только что сидел сын, и сел в него, пытаясь осмыслить происходящее.

Шон выглядел и вел себя так, что мне стало страшно. Я знал, что работа отнимает у него много времени, но не настолько же, чтобы некогда было поесть? Сам я привык заедать беды и на его месте, пожалуй, набрал бы уже полсотни фунтов. В этом мы с Шоном были не похожи.

С тех пор, как почти четыре года назад его мать умерла от рака, Шон не подпускал меня близко. Я не очень понимал, почему. Конечно, у него всегда были более близкие отношения с Джеки, а у Лауры – со мной. Так часто бывает. Но я думал, что после смерти жены мы будем держаться вместе. Этого не получилось.

Дизель забрался ко мне на колени и потерся о подбородок. Я сел так, чтобы ему было удобнее, обхватил его руками, и он прижался ко мне, тихонько мурлыча. Мы посидели так, и мне стало легче. Дизель всегда знал, когда я нуждался в утешении.

– Мы будем помогать ему, как сможем, да, приятель? – Я потрепал Дизеля по боку, а потом дал понять, что мне нужно встать.

На кухне я прочел записку, которую оставила на холодильнике моя домоправительница Азалия Берри. Она была уверена, что меня все время нужно спасать от голодной смерти, и готовила в огромных количествах. В записке упоминались ростбиф, запеченный картофель с сыром, горошек, кукурузный хлеб и лимонный торт на десерт. Торт был в холодильнике, а все остальное в духовке и, может быть, даже еще не остыло.

Если какой-нибудь повар и мог вернуть Шону аппетит, то, конечно, это была Азалия. Я не сомневался, что когда она увидит моего сына, то тут же бросится его кормить.

Я посмотрел на часы: почти четыре, есть мне еще долго не захочется. Я решил подождать, пока проснется Шон, и поужинать вместе с ним.

– Ну что, Дизель, – сказал я коту, кот возвращался из кладовки, – не пойти ли нам наверх? Я переоденусь и, пожалуй, почитаю до ужина.