Счет по-венециански - [13]

— И что оказалось, это было первое обострение?

— По ее словам, да, но мне показалось, что это неправда. Я долго объясняла ей, зачем мне надо это знать и что я не смогу назначить правильное лечение, если не узнаю, насколько серьезно она больна. Времени на уговоры ушло порядочно, но в конце концов она созналась, что это второе обострение и что первое было гораздо сильнее.

— Почему же она сразу не обратилась за помощью?

— Это случилось, когда они были на отдыхе, и она побоялась, что если пойдет к другому врачу, тот все расскажет родителям.

— И насколько тяжелым было первое обострение?

— Высокая температура, озноб, боль в гениталиях.

— И что она предприняла?

— Сказала матери, что у нее колики, и два дня лежала.

— А что мать?

— В каком смысле?

— Поверила?

— Очевидно, да.

— А во второй раз?

— Она сказала матери, что у нее опять колики, сильный приступ, и что она хочет сходить ко мне на прием. Я ведь стала ее лечащим врачом, когда ей было всего семь лет, знаю ее с детства.

— Почему мать решила пойти вместе с ней?

Не отрывая глаз от пустой чашки с кофе, она ответила:

— Синьора Тревизан всегда слишком усердно ее опекала. Когда Франческа была маленькой, она обращалась ко мне, даже если температура поднималась совсем чуть-чуть. Бывали зимы, когда она вызывала меня на дом, чтобы осмотреть дочь, как минимум дважды в месяц.

— И ты приходила?

— Поначалу да: ведь я была начинающим врачом. Но через какое-то время я научилась понимать, у кого из моих пациентов действительно что-то серьезное, а у кого, скажем так, не очень.

— Синьора Тревизан вызывала тебя когда-нибудь по поводу своих собственных заболеваний?

— Нет, никогда. Она всегда приходила ко мне сама.

— А какие у нее были заболевания?

— Мне не кажется, что это относится к делу, комиссар, — сказала она.

Удивившись этому официальному обращению, он решил сменить тему:

— Какие ответы дала девочка на другие вопросы?

— Сказала, что ее партнер не пользовался презервативами, уверяя, что это помешает им обоим получить полноценное удовольствие.

Она скривилась, словно ей противно было даже повторять эту эгоистичную формулировку.

— Ты сказала: «партнер», он был один?

— Да, она говорила, что один.

— Назвала имя?

— Я не спрашивала. Это не мое дело.

— Ты ей поверила? Насчет единственного партнера?

— Не видела никаких причин не верить. Как я уже сказала, я знаю ее с детства, и, насколько я могу судить, это была правда.

— А что там за история с журналом, которым запустила в тебя ее мать? — спросил Брунетти.

Она покосилась на него, явно удивляясь его осведомленности.

— Ах да, сестра: если уж она берется о чем-то рассказывать, выкладывает все до конца.

Это было сказано без всякой злости, а только с восхищением и едва заметной завистью. Брунетти не сомневался, что именно такое смешанное чувство и должна вызывать Элеттра у тех, кто живет с ней бок о бок всю жизнь.

— До журнала дело дошло попозже, — начала она. — Когда мы вышли из смотровой, синьора Тревизан стала требовать, чтобы я сказала ей, что с Франческой. Я ответила, что у нее легкое инфекционное заболевание, которое скоро пройдет. Ее такой ответ вроде бы устроил, и они ушли.

— Как же она узнала правду?

— Из-за лекарства. Зовиракс — средство, которое чаще всего используют для лечения лишая и герпеса. То, что Франческа принимала его, указывало на характер болезни. У синьоры Тревизан есть друг-фармацевт. По-видимому, она как-то так, между прочим, и поинтересовалась у него, от чего это лекарство, а он, конечно, объяснил, ведь ни для чего другого этот препарат почти никогда не применяется. На следующий день она явилась ко мне, уже без Франчески, и стала высказывать оскорбительные для меня предположения. — Она замолчала.

— И что это были за предположения?

— Она обвиняла меня в том, что я якобы помогла Франческе сделать аборт. Я сказала, чтобы она убиралась из кабинета, вот тогда-то она и запустила в меня попавшимся под руку журналом. Два моих пациента, уже пожилые люди, схватили ее за руки и вывели из приемной. Больше я ее никогда не видела.

— А что девочка?

— Ее я встречала пару раз на улице, но пациенткой моей она больше не является. Ко мне поступил запрос от другого врача на подтверждение диагноза — я подтвердила. К тому времени я уже отослала синьоре Тревизан медицинские карты ее и дочери.

— У тебя есть какие-нибудь предположения, с чего ей в голову пришла эта мысль, будто ты организовала аборт?

— Нет, никаких. Я в любом случае не смогла бы этого сделать без согласия родителей.

Дочери Брунетти, Кьяре, было столько же лет, сколько год назад было Франческе, четырнадцать. Интересно, а как бы он или его жена повели себя, если б узнали, что у их девочки венерическое заболевание? Он тут же отмахнулся от этой мысли — уж слишком она была мучительной.

— Почему ты не хочешь обсуждать здоровье синьоры Тревизан?

— Я уже сказала: потому что не считаю это относящимся к делу.

— Ну я ведь тоже говорил, что к делу может относиться все, что угодно. — Он попытался смягчить свой тон. Возможно, она это почувствовала.

— Хорошо, допустим, у нее была больная спина, дальше что?

— Если бы это действительно было так, ты, не раздумывая, рассказала бы мне об этом.