Счастья тебе, дорогуша! - [41]

– Я могу тебя заверить, что я высыпаюсь, – постаралась как можно более серьезно ответить я, но не смогла сдержаться. Усмехнулась. То, как я «спала» в объятиях Яшки Ивлева, сном назвать можно было с большой натяжкой.

– А кушаешь ты чего? Я вчера обед сготовила – так ты и ложки не съела. Твой Ивлев, между прочим, все съел. Так на нем и лицо есть, а у тебя одни только глаза бесстыжие. Как я должна людям-то в глаза смотреть?

– А чего тебе им в глаза-то смотреть? – удивилась я. – Разве их это дело?

– Это у вас в Москве никому ни до кого дела нет, а у нас тут все свои. И все всё про всех знают. И уже, между прочим, шепчутся.

– У нас тоже шепчутся, только никому до этого нет никакого дела.

– И правильно! Поэтому у вас там и бардак такой, что никому нет ни до кого никакого дела. У вас от одного дома трубу водопроводную потеряли и так и не нашли. Живут люди без воды – и ладно. Весь двор перекопали, а никому и дела нет. Потому что всем на все наплевать, – высказалась мама. Она очень любила смотреть новости и все время бурлила от переизбытка общественно значимой информации.

– Это у нас? В Москве трубу потеряли? – усмехнулась я.

– Нет, не в Москве, кажется. Но у вас, в России. Слушай, а может, ты не поедешь туда?

– Мам, не начинай, – разозлилась я. Разозлилась главным образом из-за того, что эта крамольная мысль не возвращаться и провести весь остаток жизни с Ивлевым в постели уже не раз посещала меня и саму.

– А что такого?

– У меня там работа. Жанна, ты же знаешь.

– Жанна? Кто такая Жанна? – вынырнул из глубины квартиры Яшка с мобильником в руке.

– Да так, коллега по работе, – буркнула я. Вся эта паутина из неуклюжего вранья, которой я себя опутала, мне уже порядком надоела. Но как теперь объяснить Яшке, что девять десятых того, что я про себя рассказала, – ложь. Нет уж, мне осталось всего несколько дней, и я ни за что не хочу их испортить.

– А, ну да. Твоя работа. А как же твоя фирма целый месяц без главного бухгалтера?

– Да уж как-нибудь. Отчеты уже сданы, а после такого гриппа я им нужна только в нормальном состоянии, – пояснила я. Да уж, главный бухгалтер, слышала бы меня Раисочка Львовна. Ее бы передернуло. Она частенько говорила, что впервые в моем лице видит женщину, столь ловко превращающую работу в удовольствие.

– В общем, труба зовет, – причмокнул он. – Ой, Людмила Николаевна, какие пирожки! Вы сами испекли?! Я просто не верю своим глазам. Я же, знаете, через всю жизнь пронес память о ваших пирожках.

– Ой, Яша, да брось ты! – отмахнулась мама, явно подобрев. – А вообще, может, хоть ты ее заставишь поесть? И ей надо больше быть на воздухе.

– Яволь! Так, Марго, берем всю тарелку и идем к тебе. Я буду тебя кормить, – Яшка смешно отдал честь, приложив руку к пустой голове, и потащил меня в комнату. Он никогда не служил ни в какой армии. В советской – потому что учился, а в российской – не довелось. Все так странно с этими пертурбациями, Беловежскими пущами, перестройками, развалом держав. Когда все это происходило, я была совсем девчонкой и только и делала, что ждала звонков вот от этого самого Яшки. Когда начался наш роман, мне было тринадцать, а ему семнадцать, и он как раз заканчивал школу. Ну а потом он уехал поступать в Киев, и четыре долгих года мы были связаны телефонными проводами сильнее, чем стальными замками. Когда я рассказывала об этом Кешке, уже много лет спустя, он отказывался верить, что я четыре года встречалась с мальчиком, причем заметьте, с одним и тем же, и это при том, что он жил в нескольких часах езды.

– Ты бы живо нашла другого! – уверял меня он.

– А я вот не нашла.

– Что, совсем никого другого нет в Бердянске твоем? – подло изображал удивление Кешка. – Вроде все-таки не Иваново.

– Я просто его любила!

– Знаю я, как ты любишь, – мотал головой Кешка, а между тем все это была чистая правда. И хотя в Бердянске с мальчиками никаких проблем не было, я бегала на автовокзал и четыре года встречала автобус из Киева, откуда выпадал мой уставший, помятый и пропахший дорожной пылью студент. И нам не был нужен никто другой. Ни ему, ни мне. Мы могли часами говорить обо всем на свете, могли молчать, могли целоваться так, что потом губы трескались. И все это было пропитано одинаковой остротой, а все это время, все четыре года, были наполнены удивительным ощущением, что мы с ним одно целое. Как ни смешно, но примерно это же самое чувство наполняло меня и сейчас.

Яша сказал, что никогда не был женат, потому что долго искал себя, а ни одна из знакомых ему женщин не захотела ждать, пока он себя найдет.

– И что, ты всегда был один? Не верю.

– Я не был один. Я, кажется, сказал, что никогда не был женат. Но однажды у меня был даже роман с негритянкой. Это, я тебе скажу, полный улет!

– Ах ты подлец! Как ты смеешь мне об этом говорить! – я ударила его подушкой по голове, а он заломил мне руку. Но я, вырываясь, поинтересовалась: – А где ты в Бердянске раздобыл негритянку? В санатории?

– В Бердянске? – не понял он. – Нет, это было не в Бердянске.

– А ты ее любил?

– Кого?

– Негритянку.

– Нет.

– А ты вообще любил? – этот вопрос волновал меня куда больше. Ведь за столько лет я, можно сказать, хоть и любила многократно, но так и не полюбила никого всерьез, кроме разве что Кешки. Но об этом я бы предпочла не говорить.