— Спокойной ночи, Наварр, — без всякого выражения сказала Тоуни.
Элиза незаметно для них выскользнула из номера.
— Я завтра уезжаю, — так же спокойно произнес он.
— Элиза мне уже сказала.
— Я подброшу тебя домой по дороге в аэропорт. У меня есть твой номер телефона, так что я буду на связи… естественно.
— Этому не бывать, — успокоила она его. — Моя яйцеклетка скорее подерется с твоим сперматозоидом, чем устроит вечеринку на троих!
Наварр помрачнел:
— Надеюсь, ты права, малышка. Ребенок должен быть желанным и запланированным.
У нее на глаза навернулись слезы. Тоуни поняла вдруг, насколько он прав. Ее жизнь, возможно, сложилась бы совсем по-другому, если бы ее родители уважали тот принцип, который Наварр сейчас озвучил. Она смогла только кивнуть в ответ. Но она была ему благодарна за то, что он не лицемерил и не лгал ей в лицо. Он не хотел от нее ребенка, и она ценила его честность.
Оставшись одна, Тоуни сняла халат, забралась под одеяло и разревелась.
Минут через двадцать к ней в дверь тихонько постучали. Она села в постели, включила лампу на тумбочке и сказала:
— Войдите!
Она пораженно уставилась на Наварра, тело которого прикрывало одно только обернутое вокруг бедер полотенце.
— Можно мне сегодня остаться с тобой?
Во рту у нее пересохло, в горле застрял комок, но тело тут же встрепенулось, готовое молить его о ласке.
— Э-э…
— Я пытался перестать тебя хотеть, но у меня не получилось, — хрипло признал Наварр.
Ее восхитила его честность и то, что он пошел на унижение, снова попытавшись добиться с ней близости после того, как старался перевести их отношения в платоническое русло. Он мало чем от нее отличался, ведь она тоже не могла перестать хотеть его. От этой мысли она смягчилась:
— Оставайся.
Тоуни все еще задевало то, что она не могла выставить его за дверь. Он подозревал ее сначала в том, что она заодно с Джули, а потом даже в том, что она пыталась от него забеременеть. И разделяло море его подозрений. Она должна бы его ненавидеть. Но когда в полутьме его сильное мускулистое и горячее тело прижалось к ней, ненависти в ней не осталось и следа. Наоборот, она вся сжалась от предвкушения.
Наварр весь день пребывал в состоянии мучительного возбуждения, которое постепенно размыло его самоконтроль. Он никак не мог отделаться от мысли, что это последняя его ночь с Тоуни, и искушение быть с ней наконец пересилило все остальные мысли. Может, он и идет сейчас наперекор собственным принципам, но… Как бы там ни было, секс — он и есть секс, и воспринимать его надо как вещь чисто физическую, без эмоций. Она его возбуждала, она сделала так, что секс снова стал для него чем-то особенным. Что ему какая-то там моральная дилемма по сравнению с тем, какие чувства она в нем вызывает?
Он с жадностью обрушился на ее большие розовые соски на маленьких тугих грудях и нашел, что она еще более бурно отвечает на его прикосновения, чем он помнил. Наварр, медленно лаская ее, опускался все ниже, делая все то, чему научился в спальне за эти годы. Если она могла заставить его так себя желать, и он должен вызвать в ней сильные ощущения. И он не успокоился, пока она не забылась, извиваясь под ним и постанывая от желания, умоляя его о завершении начатого.
Он погрузился в нее, и удовольствие захлестнуло все ее существо, а тело охватило дрожь предвкушения очередного оргазма, пока она не откинулась на подушки, опустошенная до предела.
Все еще пытаясь отдышаться после этого безумного горячего секса, Наварр быстро встал с постели, чтобы снова к ней не припасть. Одного раза с Тоуни ему всегда было мало, но он вдруг ощутил яростную потребность доказать самому себе, что он может устоять. В темноте он стал ощупывать кучу одежды у кровати в поисках своего полотенца, не пытаясь скрыть свое нетерпение. Тоуни включила лампу.
— Ты куда? — Она разглядывала его, нахмурившись, повыше натянув одеяло, не в силах поверить, что он уже опять от нее уходит. Переспал с ней и все? Больше ему нет дела до нее?
Наварр схватил с пола свое полотенце, а вместе с ним то, что принял на смятую денежную купюру, предположив, что она выпала из кармана Тоуни. Он разгладил бумажку, чтобы отдать ее девушке, и тут краем глаза заметил на ней собственное имя.
— «Если вы позвоните… Информация о Наварре Казьере дорого стоит».
Тоуни, ахнув, вскочила и кинулась к нему:
— Отдай!
С застывшим лицом Наварр скомкал бумажку и бросил ее Тоуни.
— Черт подери! Какую информацию обо мне ты собираешься продать? — вкрадчиво поинтересовался он.
У Тоуни перехватило дыхание. Как он может задавать ей такие вопросы всего через пару минут после их близости? Он думает, что она способна продать конфиденциальную информацию о нем журналистам? Тот факт, что Наварр все еще столь низкого мнения о ее морали и нравственности, стал для Тоуни серьезным ударом.
— Новость о том, что я выкупил корпорацию Сэма Коултера, уже опубликована в вечерних газетах, так что тут ты опоздала, — язвительно заметил Наварр, неторопливо повязывая полотенце вокруг бедер. — Что еще у тебя есть на продажу?
Тоуни глубоко вдохнула:
— Например, история о том, каков ты в постели. Знаешь, обычная ерунда, которую несут, когда пишут о связях со знаменитостями. Как ты обращался со мной как с принцессой, надел мне на палец кольцо, переспал со мной, а потом тебе стало скучно и ты меня бросил.
