Счастливых бандитов не бывает - [2]
Только один из посетителей одет предельно свойски, по-домашнему: в черный спортивный костюм «Фред Перри» и пляжные сланцы на босу ногу. Это — Толик Буржуй, хозяин центра столицы и прилегающих территорий. Недавно он купил самолет и теперь всячески подчеркивает свою простоту и отсутствие понтов. Он мог куда угодно прийти хоть в семейных трусах, ему все равно предложили бы лучшее место. На французскую кухню он плевал и ни буйабеса в ней не понимает, а из мишленовских «примочек» знает только шипованную резину, но этих знаний ему вполне хватает для хорошей жизни. А идея провести «стрелку» именно здесь пришла ему по одной-единственной, действительно простой причине: просто он живет неподалеку.
— Чё случилось, Буржуй? Чё за терка? — поинтересовался Сан Саныч, самый старший в компании — грузный, седой, с обвисшими щеками. Погоняло у него было Фома Московский. Он «держал» Чертаново и южные новостройки, причем несмотря на свои пятьдесят восемь силу не потерял и авторитет сохранил.
— Юбилей сегодня, праздновать будем, — усмехнулся Буржуй. У него большое овальное лицо и круглые розовые щеки. Когда-то такими на политических рисовали капиталистов в цилиндре и с сигарой. Может, и погоняло оттуда, из давних газет. А может, и нет.
В углу, под потолком, закреплена на кронштейне телевизионная камера местной службы безопасности, но она никого не волнует: здесь собрались не мелкие бакланы, не какая-то шелупень, которая от ментов прячется по занюханным притонам. Времена изменились — Буржуй и его компания нынче в уважухе, с большими начальниками дружбу водят и бабло делят, с артистами на короткой ноге, бандитами их никто не называет — только авторитетными бизнесменами, элитой общества. От этой «элиты» менты сами шарахаются. За редкими, правда, исключениями…
— Какой еще юбилей? Ты же декабрьский…
— Забыли, кореша…
Буржуй поднял рюмку на уровень расплющенного носа. Без улыбки лицо его напоминало передний торец несущегося на всех парах локомотива. Да и с улыбкой тоже.
— Память короткая. Указ тринадцать-шестнадцать забыли, по которому РУБОПы расформировали. А ведь жить нам го-о-ораздо легче стало! Вот за это и пьем.
Еще одна, установленная в карнизе шторки, миниатюрная камера фиксирует скупые и уверенные движения, ленивую речь. Неизвестно, кто эту камеру установил, неизвестно, кому понадобилось подслушивать и подсматривать за Буржуем и компанией. Но, видимо, этот неизвестный обладает немалой властью и возможностями: камера установлена профессионально, со стороны она кажется шляпкой винта, а ее стеклянный глаз не дает бликов. Такие «игрушки» не продаются на Мытищинском рынке и в магазинах сети «Спай»…
Все выпили, Саныч — последним.
— Да-а… «Шаболовские»[1] лютовали, хуже некуда! — задумчиво сказал он. — Помню, Банщика в 97-м на «Баррикадной» мордой в асфальт положили… Самого Банщика, да-а! Разделали, как борова на мясокомбинате, — и по этапу… Отморозки конченые!
Присутствующие закивали головами: что правда, то правда. Банщик считался когда-то одним из авторитетнейших московских «законников», а случай на «Баррикадной», положивший конец его воровскому счастью, стал событием эпическим, вроде всемирного потопа или Второй мировой войны.
— Он так больше и не поднялся с той поры, — заметил Снегирь, удельный князь Химкинский, большой любитель золотых цепей и прочей эффектной «рыжухи».
— Не поднялся, — подтвердил Саныч. — И не только он…
— РУБОП был хуже всех ментов, прокуроров и «конторских» вместе взятых! — зло процедил Пластилин, король Измайлово и Новогиреево. Когда-то он окончил цирковое училище, а погоняло свое словил за гибкость тела и подвижную мимику лица. Славился он тем, что умел снимать наручники, не расстегивая, даже если руки сковывали за спиной.
— Сколько они нам крови попортили, сколько ливера отбили! А скольких ребят постреляли или на всю жизнь законопатили! Спасибо, что разогнали этих беспредельщиков…
— Спасибо, — согласился Буржуй, почесывая мощную шею. — Никто не верил, что указ тринадцать-шестнадцать продавят, а его продавили. Бабла и времени ушло немало, это верно. Но бабло правит миром, и мы это понимаем. А на Шаболовке не понимали. Поэтому они в жопе, а мы — в ресторане.
Сотрапезники сдержанно рассмеялись. Они еще не знали, зачем Буржуй созвал их сюда, но явно не для того, чтобы выпить-закусить и зубы поскалить. Всем присутствующим было известно, что у Буржуя есть связи на самом верху, все помнили, что он загодя был в курсе о расформировании РУБОПов… Кстати, по этому поводу была устроена грандиозная пьянка в СК «Олимпийский» с девочками и шампанским, три ночи гудели, Шмайсер тогда свою новую «ауди» расхерачил по пьяни. И вот сейчас Буржуй снова заговорил про РУБОП — к чему бы это? Или есть новости с того берега?
— О, вспомнил! А у меня анекдот в тему! — встрял быстрый и скорострельный Шмайсер, лидер «очаковских». Он выглядел старше своих сорока двух, лицо будто покрыто сходящим загаром, глаза желтые: он маялся печенью, и каждый год ездил лечиться в Германию.
— Старый, еще тех времен — про рубоповца Козлова!
