Счастливых бандитов не бывает - [11]

— Ну и Бог с ним! Кресту скутер больше не нужен, а пацан хоть покатается, — сказал Лис. — Будем считать, что ваш Пашка спас имущество от огня.

— Точно! — Кубасов обрадованно закивал головой.

Но выходить по-прежнему не торопился.

— Что-то еще? — спросил Лис.

После сильного нервного напряжения, когда все тревоги оказываются позади, допрашиваемые иногда скатываются в приступы «навязчивой искренности». Чаще всего в такие моменты мелют полную чепуху, не имеющую отношения к делу. Но бывает и наоборот.

Лис завел двигатель, повторил:

— Что-то вспомнили, Виталий Андреевич?

— Да, — проговорил Кубасов. — Там кто-то живой еще оставался. Человек какой-то.

— Где? — Лис насторожился.

— В доме. Пожар уже горел вовсю, а эти, которые стреляли, уехали… Я боялся близко подходить, правое крыло все в огне было. Тихо так стало. А потом он на крыльцо вышел… Постоял-постоял. Что-то швырнул на землю. И пошел в сторону города.

Лис молчал, продолжая держать руку на ключе зажигания. У него вдруг испортилось настроение. Все пошло прахом. Вот так, в искреннем порыве, Кубасов своими руками копал себе могилу… Может, не только себе.

— Как он выглядел? — спросил Лис.

— Да никак… — Кубасов поежился под его колючим взглядом. — То есть… Ну, мужик, вроде, не баба. Не высокий, не низкий, обычного роста. Вот как вы… Или я. Ну, шатался немного. Как пьяный или типа того…

— Лицо разглядели? Волосы? Возраст? Одежда?

Конюх покачал головой.

— До него метров тридцать было. Вечер, темно, а за ним правое крыло горит… Он как тень стоял: тулово, ноги, голова. Больше ничего.

— Опознать его сможете?

Кубасов закусил губу. Видно, ему очень хотелось сказать «да». Чтобы хоть как-то угодить суровому начальнику «уголовки», который ни с того ни с сего вдруг стал сверлить его злыми колючими глазами… Но нутром бывший конюх чувствовал: врать нельзя. Этому человеку — нельзя. Опасно. Может произойти что-то страшное.

— Нет. Извините… Я не смогу его опознать, — проговорил Кубасов твердо.

Лис раздумывал еще секунду, потом сказал ему:

— Выходите. Увидимся завтра.

Конюх вышел, продолжая сомневаться. Лис захлопнул за ним дверцу, нервно газанул, проехал стоянку по диагонали и, вылетев на улицу, облегченно вздохнул.

Еще раз обошлось.

* * *

«Шатался, как пьяный…»

Еще бы, думал Лис, объезжая переулками пробки на Магистральном проспекте. В тот раз он не надеялся выжить. По всем раскладам он должен был быть обезглавлен, четвертован, сожжен заживо в огромном камине Креста, в лучшем случае — получить выстрел в голову. Но он остался жив. Погибли все участники воровского судилища и их пристяжь: семнадцать обугленных трупов в здании, шесть на улице. А он, Лис, вышел из горящего дома, живой и относительно здоровый. Только голова поседела. Верно, он еле держался тогда на ногах, а как попал домой, вообще почти не помнит…

Но это был он, Лис. Коренев Филипп Михайлович. Тот самый человек на крыльце горящей Крестовской усадьбы. Кубасов никогда не узнает, как ему повезло, что он тогда хоронился в своей конюшне и не рискнул подойти ближе. Везучий он мужик. Иначе гаишники узнали бы, что находящийся в розыске Кубасов В.В. снова сбежал. Вот так взял и сбежал прямо после беседы с начальником уголовного розыска. И в этот раз окончательно. Навсегда.

Лис подъехал к зданию городского УВД, вкатил машину на пустующее парковочное место у крыльца, где белой краской была выведена цифра «4», обозначающая его место в служебной иерархии: после начальника и замов. Забежал в кафешку через дорогу, попросил кофе и бутерброд с ветчиной. Позвонил Ребенку.

— Ты как?

— Как, как! Препода уже второй час дожидаюсь! — пожаловалась она. — Обещал к трем прийти, до сих пор даже позвонить не изволил!

Лису показалось, что фоном в телефонной трубке звучит чей-то приглушенный смех.

— Эй, ты в институте? — спросил он осторожно.

— Ты чего, Фил? А где ж еще? В «Аквариуме», что ли, с ним встречаться? Он же не пьет… И, кажется, не ест даже!

Смех. Явственный. Но на этот раз смеялась сама Ребенок.

— А что за препод? — спросил он.

— Да Сурков, Сурков! Фи-ил! Я тебе вчера весь вечер толковала, что Сурков будет у меня руководителем по диплому! Ты что, спал тогда? Ну ты даешь! Он единственный на кафедре профессор! Если я с ним не встречусь, мне хана, понимаешь? Дадут какого-нибудь молодого недоумка, будешь потом ревновать!

— А Сурков твой старый, значит? — Лис повеселел.

— Он — древни-ий! — пропела Ребенок. — Как древний римлянин!

— Хочешь, я его найду и приведу к тебе в наручниках, с руками за спиной?

Ребенок долго смеялась. Наверное, что-то было такое в этом Суркове, из-за чего поза с руками за спиной ему особенно подходила. Лис представил себе скрюченного старикана в сером костюме с дребезжащим желтым лицом, в очках с толстыми стеклами.

— Нет, Фил, спасибо! Ты ему еще сломаешь что-нибудь! Я лучше как-нибудь сама разберусь!

Допив кофе, Лис вернулся в управление. Он так и не вспомнил, что говорил накануне с Ребенком о каком-то Суркове. Ужинали дома пиццей, да. Он уснул за телевизором. А как была одета Ребенок? О чем они вообще говорили? Или молча ели и смотрели в экран? Он не помнил. Наверное, перегруженный информацией мозг автоматически удаляет всякие ненужные файлы. Это нормально? Или нет? Или у него «едет крыша»?