Счастливые времена - [13]

— Что, со вчерашнего болеешь? У меня тоже голову что-то ломит, хотя по моей норме, не так уж много мы и выпили.

Федоренко прошел за нами и жалостливо поглядел на хозяина квартиры.

— Иваныч, так какой год сегодня? — решил поставить жирную точку в нашем споре Евгений.

— Вестимо какой, 65 год!

Женька схватился за голову, а я очумело уставился на прапорщика. А тот усмехнулся и продолжил:

— 65-й год Октябрьской революции или 60-й основания СССР. Кому как нравится. Так во всех отрывных календарях написано.

Женька победно поглядел на меня.

— Вы, граждане, из мрачного тоталитарного прошлого никак не вернетесь, — ядовито заметил я. — Видно, вы какую-то не ту водку пили вчера. У вас общие галлюцинации.

Из моей речи прапорщик мало что понял и сказал:

— Вот и Петрович то же самое говорит, что нам водка не совсем свежая попалась. Меня сегодня с утра пронесло с нее. Сейчас кто-то ко мне звонил, а я на «горшке» сидел, открыть не мог.

— Это я звонил, — сказал Женя и посмотрел на меня.

— Так ты говоришь, еще и Петрович с вами пил? — спросил я, подозревая, что соседи отравились каким-то суррогатом.

— Да. И ночевать у меня остался, а сейчас он у меня сапоги да куртку занял, в гараж мой добежать за инструментом. А то он к себе домой попасть не может. Вот, наверное, и он.

Федоренко показал в сторону входной двери, в которую кто-то настойчиво звонил.

И в самом деле, за Григорием, ходившим открывать дверь, показался Смолянинов, облаченный в армейский бушлат и кирзовые сапоги. В руках Петрович держал топор и гвоздодер. Отдавая прапорщику ключи, он говорил:

— Сейчас, Женя, я в свою квартиру попаду, а там у меня еще один ключ есть. Исправим мы твой кран. Здорово, Сережка, чей-то ты постарел, за девками много бегаешь? — спросил он у меня, заметив мое присутствие.

Я ничего не ответил, но то, что Петрович выглядел значительно моложе, чем я привык, хотя это меня удивило.

Федоренко и Смолянинов вышли в общий коридор, а я придумав новый аргумент, сказал:

— Ну, ладно, Евгений, покажи мне свои новые книги, не будем мешать мастерам.

В гостиной я спросил:

— Ты хочешь сказать, что мужики эти вместе с тобой из прошлого прибыли? — спросил я, когда мы остались наедине.

— Да. Ты же сам это видишь.

— Может, ты сомневаешься в моих словах о 95-м годе и считаешь, что я морочу тебе голову?

Женька не знал, что ответить.

— Я вдруг вспомнил, — продолжил я, — что ты, как человек идеологически подкованный, никогда не любил смотреть советское телевидение.

Никонов кивнул головой.

— Может, ты скажешь, какие программы у вас должны были быть двадцать пятого октября 1982 года?

— Я проглядывал программу перед сном, — сообщил, подумав, Евгений, — там должна была быть профилактика с утра и передачи по обоим каналам должны начаться около пяти часов вечера. А потом какой-то футбол или… Точно — «Футбольное обозрение».

Я включил телевизор и, пока он грелся, сообщил ему.

— У тебя старый телек, поэтому он только шесть каналов ловит, а, вообще-то, сейчас можно смотреть девять программ.

Никонов посмотрел на меня недоверчиво, но тут появилась картинка, и прорезался звук. На первом канале три чудака отгадывали мелодии. Валдис Пельш кривлялся как обычно, и на Женьку, привыкшего к несколько иной манере поведения ведущих телепередач, его жесты, мимика и речи произвели некоторое впечатление. Не давая другу опомниться, я включил вторую программу. Но здесь шла передача про «Газпром», это не показалось мне интересным, и я снова переключил канал. На третьем демонстрировали исторический фильм.

— «Александр Невский» — определил Евгений.

По ленинградскому телевидению шла какая-то лабуда, и я переключил на «ТВ-6». Там три хорошеньких девицы жеманно выделывали физкультурные упражнения под бодрую музычку. На 52-м тоже показывали нечто подобное, только девицы были еще краше, а музыка еще круче.

— Ну-ка, ну-ка, это что? Оставь, — послышалось сзади.

За нашими спинами стояли Гриша и Петрович и с удивлением смотрели на экран.

— Это что за передача такая, с такими девками? — спросил Смолянинов.

— Это…

Я вдруг вспомнил, что если они, действительно, из 82 года, то они даже не знают, что такое аэробика. А зарядку они делают, если делают, по утрам под программу Всесоюзного радио.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ В которой начинают с просмотра телепередач, а заканчивают чтением газет

— Что же это за передачка такая? — спросил сам у себя Станислав Фигурнов, наблюдая, как пикантно одетые девочки нескромно отплясывали под забойную музыку.

В это утро ему снился удивительный и необыкновенный сон. Такой интересный, что он даже не хотел просыпаться. И самое смешное, что это был сон про внезапно наступивший коммунизм! Ибо именно такой, в представлении Стасика, должна была быть его жизнь при коммунизме.

Началось все с того, что, открыв глаза, Фигурнов увидел над собой не серый, весь в трещинах, потолок, а нежнейший голубой шелк. Осмотревшись по сторонам, он обнаружил, что вместо беленых стен его взор радуют веселенькие, явно импортные, обои. Да и мебель в комнате резко отличалась от той, что была у него. Главным украшением спальни, в которой он сегодня проснулся, была огромная двухместная кровать под голубым балдахином. Даже не понятно было, как ее сюда внесли. У стены стояли огромный шифоньер и изящный комод, такого же белого цвета, как и кровать. Одинаковые узоры и ручки на дверцах говорили о том, что все это вместе составляет один гарнитур.