Счастливые, как боги... - [12]

И повернулся неловко, пошел за сестрой.

— Идемте, тетя Маша, — говорит Аля жене Гульнова, берет ее под руку, выходят из больницы. — Вы не расстраивайтесь, тетя Маша, ему надо обязательно обследоваться, никакую болезнь запускать нельзя, если дядя Миша и полежит, то совсем недолго, — говорит она по дороге к машине.

А мотоцикл летит уже по улице Владимира. Влетает во двор. Володя входит в комнату, его приятель Женя только что переоделся, перед зеркалом осматривает свой туалет, причесывается.

— Ну, дезертир, явился. Три наряда вне очереди от меня и три от Али! Слушай, ты же разбил ей сердце, еле отпоили ее. Неужели к медичке махнул, в деревню?

Володя как вошел, сразу опустился на раскладушку, закурил. Сидел, курил, как будто и не слушал Женю. А тот все приставал:

— Слушай, ты что? Может, случилось что?

Володя спросил, словно и не слышал Женю:

— Далеко собрался?

— Иди, умывайся, у тебя дурь какая-то на лице, умывайся и пошли, — сказал Женя.

Они вышли на улицу.

— Слушай, — говорит Женя, — что там за королева у тебя, давай с подробностями.

— Да так себе, — отмахнулся Володя, — не поеду больше.

— Не поедешь? До пятницы?

— Вообще не поеду.

— Слушай, это здорово, что ты явился, Аля на меня сычится, как будто я бежал, а не ты.

— Ту тоже Аля зовут, — проговорил Володя.

— Да-а?

— А-а, видал я их. — Володя как будто хочет отвязаться от каких-то преследующих его мыслей, а отвязаться не может. — Женя, — вдруг спрашивает он, — а мы действительно доски эти для пианино делаем?

— Ну.

— А где же они сами?

— На фабрике.

— Взглянуть охота.

Ребята соскакивают с автобуса и забегают в магазин «Пианино, рояли». Стоят инструменты, блестят черным лаком. Подходят к одному, Женя открывает крышку, покачивает ею.

— Вот эта, например, наша работа. И вот эта, и вот эта. — Женя хлопает ладонью по разным плоскостям инструмента. А Володя дотронулся до клавиатуры и взял одну ноту, чистую, и она долго-долго звучит, а Володя слушает. Потом поворачивается к Жене:

— Женя, а зачем мы к этим девчонкам едем?

— Как?

— Ну зачем? — Они выходят из магазина. — Ты знаешь, — продолжает Володя, — я слушал один раз, ну, попал на концерт, на пианино играла одна… Весь вечер играла, ты знаешь, плакали, сам видел. До сих пор не верю. Давай не поедем к девчонкам!

— А что делать?

— Что? Давай, знаешь, что? Пластинок купим, не этих, — Володя показывает, как на гитарах тренькают, — а такой пианинной музыки и пойдем куда-нибудь…

— Как хочешь. Можно и так. Действительно, делаем пианино, а музыки не знаем.

Дома ребята из комнаты хозяйки несут старенький приемник с проигрывателем, ставят купленную пластинку, садятся слушать. Звучит восьмой ноктюрн Шопена и Фантазия-экспромт. Под эту божественную музыку мы через какое-то время покидаем ребячью комнату и парим над городом, над его соборами и рекой Клязьмой.

Древний город словно вымер, странен мой приезд. Над рекой своей Владимир поднял черный крест… Ах, господи! Как хорошо!

А мы уже над лесами, опольем, над Дорофеевом, и видим, как через вечернюю улицу идет Аля к конторе. Потом возвращаемся в ребячью комнату, здесь дослушиваем музыку.

— Ну что ж ты не плачешь? — спрашивает Женя, когда экспромт кончился.

— А что, может быть, и заплачу когда-нибудь…

Аля в медпункте разговаривает по телефону:

— Александра Васильевна, извините, что я домой звоню. Приехала в гости молодая мама с грудным ребенком, а он весь в огне. Температура? Сорок. Подозрение? На легкие подозрение. «Скорую» я вызвала. А пока приедет? Сделать пенициллинчик? Хорошо, Александра Васильевна. До свиданья.

…В горнице у Козловых, где остановилась молодая- мама с ребенком, сидят перед телевизором две девочки-семиклассницы, сам Козлов в отдалении поставил стул, тоже смотрит, хозяйка на кровать присела. По горнице ходит, не найдет себе места мать больного ребенка, она вся в ожидании. На диване, спиной к телевизору сидит Аля, на руках держит ребенка, чуть покачивает его. По телевизору показывают что-то красивое, далекое от деревенского мира — балет. Наконец за окном раздается автомобильный сигнал. Все засуетились. Мама одевается, Аля встает, укутывают ребенка еще в одно одеяльце, выходят. Провожают все, девочки тоже. Аля говорит маме с ребенком на руках:

— Врачу скажите, что я сделала ему пенициллин.

«Скорая» отъезжает. Девочки провожают Алю к ее дому. На улице ночь. Перед домом одна из девочек говорит Але:

— Аля, вы приходите к нам телевизор смотреть.

— Спасибо, Леночка, я буду приходить.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Расходятся. Тихая звездная ночь. В окне Алиного дома засветился огонек. Как будто издалека, чуть слышно, звучит шопеновский ноктюрн.

Утро. Возле скотного двора стоит «козел» — директорская машина. Во дворе директор беседует с Анной Ивановной, которая стоит перед ним, опираясь на вилы.

— Быков мы забираем у вас, — говорит директор.

— Как забираете, Юрий Иванович? А я?

— Вам пригонят других, потом, позже, тут рельсы положим, на тележке будете возить.

— А говорили, закрывают нас?

— Говорили. Пока тут будут работать, вы, Анна Ивановна, в дом отдыха поедете, путевка уже в конторе. Все ясно?

— Ясно, Юрий Иванович.