Счастливые дни во Флоренции - [36]

Она зажмурилась, чтобы больше не видеть перед собой его глаза. Он сказал то, о чем она все эти годы боялась даже думать.

У нее нет сил, она не может больше его слушать. Она не вынесет.

Перед ней сидел Логан – ее любимый, сильный Логан – и говорил ей о своей боли. Он никогда не был таким, как сейчас, и от этого ее сердце готово было разорваться.

Она никогда не задумывалась о его чувствах, о том, что он тоже переживает потерю своего ребенка. Она была слишком эгоистична, и Логан казался ей тогда уверенным и спокойным. Сейчас она видела, как он страдал все эти годы.

В его глазах отражались ее собственные чувства, его прикосновение рассказало больше, чем она хотела знать.

– Ты не можешь больше закрывать на это глаза, Лючия. Ни ты, ни я никогда не сможем об этом забыть, если не будем поддерживать друг друга.

Логан. Ее красивый, сильный Логан. Она всегда желала ему семейного счастья и детей. Он заслужил право быть отцом, чтобы проводить летние вечера в окружении детей, обнимая женщину, которую любит. Двенадцать лет назад она надеялась, что этой женщиной станет она.

Он, как и раньше, стремился помочь ей, оберегал. Только сейчас она поняла, с какой глубокой болью он жил все это время. Однако он думает о ней, хочет поддержать, чтобы она обрела силы и жила дальше. Жаль, что ему это не удастся.

Уже ничего не изменится, даже если она обнимет его и пообещает, что все будет хорошо, что она попытается взять себя в руки. Ничего не изменится, как бы она ни хотела, чтобы они опять были вместе.

Логан внезапно понял, что ему нужно сделать. Для себя и для Лючии.

Он поправил выбившуюся прядь ее волос и произнес:

– Я любил Ариэллу Роуз. Мне нравилось, что у нее глаза были темно-синими, что потом могли бы стать карими, как у тебя. Я любил пушок у нее на голове, маленькие пальчики на ручках. Я представлял, какой она станет, когда вырастет, какой у нее будет характер. – Он помолчал и погладил ее по руке. – Будет она похожа на меня или на тебя. Меня восхищало, что мы создали такое чудо. Потом я каждый год смотрел на календарь и думал, что и в этом году мы не будем праздновать ее день рождения, о том, что мы потеряли еще один год. Я каждый день думал о маленькой девочке, которая могла бы расти, быть счастливой, пойти в школу. Позже мне приходили мысли о том, что она бы уже стала старше и, возможно, протестовала бы против сильной отцовской опеки. Она бы возмущалась, что я не позволяю ей носить взрослую одежду и общаться с мальчиками. Мне бы хотелось, чтобы она всегда носила розовые детские платьица и сандалики.

Лючия дрожала всем телом. С каждой минутой способность держать себя в руках ослабевала. И конечно, она не замечала, какие взгляды бросает на них официант.

– Расскажи, как ты скучала по ней, Лючия. Расскажи, о чем думала и мечтала.

Логан знал, что не сможет заставить ее успокоиться, такова ее естественная реакция на происходящее. Он просто держал ледяные руки в своих ладонях, моля Бога, чтобы она все же открылась ему.

Внезапно пальцы сильнее сжали его руки, словно она цеплялась за необходимую ей опору, и она заговорила, с трудом произнося каждое слово.

– Меня злило, что я так и не узнаю, будет ли она брюнеткой или блондинкой, как твои сестры. Будут ли ее волосы прямыми или вьющимися. Ведь мне не суждено было узнать, будет ли она в детстве сорванцом или полюбит танцы и займется балетом, захочет, чтобы я купила ей красные туфельки или розовые, а может, белые. – Она покачала головой. – Еще много всего интересного я так и не узнаю о своей дочери. Я была обижена на судьбу, обижена до глубины души.

От боли в груди он с трудом перевел дыхание. Слава богу, она все же заговорила.

– Потом я думала о совсем уже пустяковых вещах.

– О каких, Лючия?

– Любила бы она кошек или собак? Обладала бы художественным вкусом? Понравилось бы ей жить во Флоренции? Как бы она училась в школе? Обо всем подобном. Ежеминутно я представляла, как бы наша дочь отреагировала в данной ситуации. – Он перевела взгляд на канал и оглядела людей, спешащих мимо по своим делам. Никому из них не приходило в голову, что происходит сейчас между мужчиной и женщиной за столиком кафе. – Но все это не важно. Уже не важно.

Логан вздохнул. Он хотел сказать еще очень многое. Силы говорить о своем горе у него появились лишь благодаря тому, что они сейчас вместе. Кроме них двоих, переживаемые ими чувства никому не понять, впрочем, если люди сами не потеряли ребенка. Логан встал и пересел в кресло напротив Лючии, но придвинул его ближе к столу, чтобы ноги их соприкасались.

– Я скучаю по прошлому. Скучаю по дням, когда ты была рядом. Я ведь потерял тогда не только дочь, Лючия, я потерял твою любовь.

Он видел, как ей больно. Ведь тяжело было не только ему. Но сейчас, когда они все же смогли поговорить, он не представлял, как остановиться.

– Иногда я думала, что нам повезло, а порой мучилась оттого, что поступила как эгоистка.

– Что?

– Я видела людей, потерявших ребенка, – продолжала она, нахмурившись. – Их часто показывают по телевизору. Они держали на руках крохотное живое существо, но судьба вырвала его из рук. Страшно представить: в их доме рос новый человек, смеялся, играл, разговаривал, а на следующий день его не стало из-за болезни или несчастного случая. Все изменилось в мгновение ока. – Она опустила глаза и несколько секунд молчала. – Поэтому я часто думала, что сама не знаю, по чему я скучаю. Я могу представить, какой бы была Ариэлла Роуз, но это лишь воображение. Ни ты, ни я не узнаем, как все было бы на самом деле. Потерять новорожденного ребенка тяжело, но еще страшнее потерять малыша, с которым ты прожил несколько лет. Я пыталась понять, откуда эта пустота внутри? Старалась под любым предлогом не находиться рядом с беременными коллегами или друзьями. – Она подняла глаза и грустно улыбнулась. – Я двенадцать лет держалась в стороне от младенцев, беременных и молодых родителей. Поэтому я с радостью ездила в командировки.