Счастливые девочки не умирают - [33]

Через сорок минут возле кафе, откуда я звонила, появился мамин автомобиль. Я обождала, пока она не обогнет парковочную стоянку и не подъедет поближе. Когда я наконец распахнула дверцу, на меня обрушилось унылое завывание Селин Дион и повеяло приторным запахом маминого крема для рук. Я без сил опустилась на переднее сиденье. Все это было мне хорошо знакомо — и мамины убогие музыкальные вкусы, и ее страсть прихорашиваться — и оттого действовало как бальзам на раны.

— Мама Оливии еще здесь? — спросила мама. Я подняла глаза: она была при полном параде, накрашена и готова общаться.

— Нет, — буркнула я и грохнула дверцей.

Мама обиженно выпятила нижнюю губу.

— Когда она уехала? Давно?

— Не помню, — отрезала я и пристегнулась.

— Что значит не…

— Поехали уже, — злобно выкрикнула я и опешила не меньше, чем мама. Прикрыв рот ладонью, я тихонько всхлипнула.

Мама рванула рычаг коробки передач, и машина стрелой вылетела с парковочной площадки.

— Ты наказана, Тифани. — Мамины губы сжались в тонкую суровую складку, которая внушала мне ужас. Во время ссор с Люком я точно так же стану поджимать губы, что будет придавать мне довольно пугающий вид.

— Наказана? — усмехнулась я.

— Что за хамское отношение! Неблагодарная девчонка! Ты хоть представляешь себе, сколько стоит твое обучение?

Она в сердцах хватила ладонью по рулевому колесу. Я почувствовала рвотный позыв, и меня передернуло. Мама резко обернулась ко мне.

— Ты что, напилась? — отрывисто спросила она, крутанула руль вправо и на пустой парковке ударила по тормозам. Ремень безопасности впился мне в живот, и меня вырвало в ладонь.

— Только не в машине! — завопила мама. Перегнувшись, она щелкнула дверцей и вытолкнула меня наружу. Меня долго рвало — мерзкой смесью пива, виски и… спермы.

К утру понедельника у меня в животе не осталось ничего, кроме едкой кислоты, обжигающей внутренности, как первый неожиданный глоток виски в ту ночь. Я вскочила в три часа утра. Сердце колотилось, как кулак разъяренного отца в запертую дверь, за которой укрылся непутевый сын-подросток. Во мне теплилась нелепая надежда, что на происшедшее посмотрят как на обычный пьяный прикол: Марк схомячил пустой бутерброд с майонезом, а Тифани кувыркалась со всей футбольной командой!

Но на это могла надеяться только совсем наивная дурочка.

На первый взгляд все было как прежде: толпа не расступалась передо мной и не клеймила обидными словами. Но Оливия меня избегала, и несколько старшеклассниц с хихиканьем пропорхнули мимо, рассмеявшись в голос за моей спиной. Несложно догадаться, о ком они шептались. Обо мне.

Когда я вошла в класс, Акула вылетела из-за парты и бросилась мне на шею. Остальные продолжали болтать как ни в чем не бывало, точно и не думали подслушивать.

— Все нормально, Тиф? — спросила Акула.

— Нормально. — Я натужно улыбнулась, словно лицо покрывал слой ссохшейся глины.

— Если захочешь поговорить, я к твоим услугам, — шепнула она и сжала мое плечо.

— Хорошо, спасибо, — ответила я, глядя исподлобья.

Пока я сидела на уроке и прилежно строчила за учителем, всё было хорошо. Но когда затрещал звонок и ребята высыпали из класса, как клопы из постели, меня вновь охватила паника. На перемене я волочилась по коридорам, как раненый солдат по вражеской территории, ощущая красную точку лазерного прицела на переносице.

Я укрылась в классе мистера Ларсона, как в окопе. В последние недели Артур подкалывал меня при малейшей возможности, однако я надеялась, что он смягчится ввиду сложившихся обстоятельств. Он должен проявить милосердие.

Когда я садилась за стол, Артур молча кивнул мне. «Поговорим после урока» — вот что означал его жест. Мне стало не по себе. Даже мысль об обеденном перерыве отошла на второй план. Несколько недель подряд я неизменно обедала вместе с ХО-телками и теперь не могла решить, как мне быть. Если я сунусь за их стол, меня с позором прогонят. Если отсижусь в библиотеке — меня наверняка вычеркнут за трусость, тогда как могли бы простить или даже принять с распростертыми объятиями, если б я не зарывала голову в песок.

Но если Артур скажет, что дело труба, тогда все гораздо, гораздо хуже, чем мне казалось.

Когда завизжал звонок, я не торопилась собирать вещи. Артур помедлил возле меня, однако сказать ничего не успел. Вместо него заговорил мистер Ларсон:

— Тиф, останься на минутку, пожалуйста.

— Поговорим позже? — просительно сказала я Артуру.

Он кивнул и добавил:

— Зайди ко мне после тренировки.

Мама Артура преподавала рисование в средней школе. Вдвоем с сыном она жила в обветшалом домишке викторианских времен напротив теннисного корта, где в пятидесятых годах проживала жена директора школы.

Я утвердительно кивнула, хотя знала, что прийти не смогу. Не было времени объяснять, что я под домашним арестом.

Ученики гурьбой протопали в столовую на обед, и крыло гуманитарных наук, где находился класс английской литературы, погрузилось в полуденную дрему. Мистер Ларсон прислонился к краю учительского стола и скрестил ноги. Одна штанина завернулась, обнажив загорелую, поросшую короткими волосами щиколотку.

— Тифани, — начал он. — До меня дошли кое-какие слухи.