Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»! - [14]

Летом мы целыми днями пропадали на берегу. Плавали, ныряли, занимались греблей. Не было в те годы спортивных баз, не было тренеров. Но мы все равно занимались спортом, помогали друг другу. Учился в школе, а по вечерам ходил в порт, работал грузчиком. Парень-то я был крепкий… Спросите, как добивался своей мечты? После окончания семилетки пошел плавать. Сначала юнгой, а потом матросом первого класса на парусно-моторной шхуне. Тяжело было с непривычки. Руки в кровь изобьешь, ставя паруса в ледяной ветер…

В двадцать шестом году поехал я в Одессу поступать в мореходное училище. Но знания, данные мне семилеткой, были очень слабы. Так что в мореходку меня не приняли. Пришлось возвратиться в Новороссийск и продолжать работать матросом. В это время как раз много писали о советской авиации. К ней я был совсем не равнодушен. И в двадцать девятом году по призыву комсомола поехал учиться в военную школу летчиков…

Да, после этого у нашего штурмана началась удивительная жизнь. Константин Константинович стал летчиком-испытателем. А в годы войны был командиром авиационного истребительного полка.

Окончилась война. И вновь — испытательные полеты. В 1960 году он становится мировым рекордсменом, совершив полет по стокилометровому треугольнику (такую фигуру должен выполнить летчик, идя на рекорд). Самый быстрый самолет в мире вел Константин Коккинаки. На отдельных участках скорость превышала две с половиной тысячи километров в час.

Затем он испытывал множество сверхзвуковых самолетов.

А вот один из эпизодов работы нашего штурмана. Сидя среди «шхунатиков», он неторопливо рассказывал…

— Рука на штурвале. Бетон аэродрома совсем рядом. Быстрее звука взвился в небо самолет. Предстояло проверить в полете новую схему управления. Любое испытание сложно, а это — вдвойне. На испытаниях двигателя, если он, например, откажет, можно спланировать и благополучно посадить машину. А вот, проверяя управление, этого сделать нельзя. Можно только катапультироваться… Пока все шло нормально. Стрелка прибора, измеряющего высоту, ползла вверх. Двести метров… триста… Неожиданно все задрожало. В теле возникла необычная тяжесть, а потом — легкость. Мгновенно оцениваю происходящее. Сверхзвуковой самолет, не подчиняясь управлению, вошел в режим так называемых самопроизвольных автоколебаний. Из-за этого возникли переменные нагрузки (а при них вес тела увеличивался в тринадцать раз и уменьшался в шесть раз. Это происходило периодически с быстрой последовательностью). Катапультироваться нельзя: слишком низко. Времени для раздумий не было. Можно надеяться только на технику. Я дал еще большую скорость. Кровь то приливала, то отливала от щек. Глаза закрывались сами собой. Голова раскалывалась… Перегрузки были выше норм, положенных по прочности для самолета. До этого медицина считала, что отрицательные перегрузки, когда вес тела становится в шесть, шесть с половиной раз меньше, организм человека не выдерживает. Только закалка помогла мне выдержать колоссальные перегрузки, вывести самолет из этого состояния, благополучно произвести посадку, рассказать и показать конструкторам, что произошло. Правда, после этого самолет имел деформацию. Пострадал и я: была сильно побита голова. Из кабины сам выйти не мог, помогали. Потом меня отправили в больницу, а самолет — на ремонт…

— Теперь этот самолет летает? — послышался робкий голос Лены Ласкаревой.

— Да. Самолеты с этой схемой управления выпускаются всеми конструкторскими бюро… — Коккинаки сделал паузу. Взял еще один листок, прочел: — «Говорят, что летчику нужен спорт, хорошая закалка. А если я не хочу быть летчиком?» Серьезный вопрос. И ответить на него не просто. Но попытаюсь.

Мне, например, кажется, что спорт важен в любой специальности. Важен любому, кто не хочет вырасти хлюпиком. Давайте подсчитаем.

Допустим, сейчас человеку — пятнадцать. Года через два он кончит школу, потом армия, институт — семь лет. Жизненный опыт надо приобрести — на это еще добрый десяток лет уйдет. Сколько получилось? Тридцать два. В тридцать два человек начнет отдавать людям все, что может. А надолго его хватит с хилым здоровьем?

С улицы донеслись резкие гудки.

— Извините, — сказал штурман. — Уже пора. Улетаю в Севастополь. Черноморцы просят выступить.

Когда штурман ушел, все разом загалдели.

— Дома скажу — не поверят, — говорил Володя Лебедев.

— Вот это встреча! — восхищался Саша Демченко.

— Жаль, Шкуратова не было, — огорчался Дмитриев. — Не слышал штурмана…

— А это зачем? — сказал Серега Давыдов, победно поднимая над головой кассету с магнитной пленкой. И добавил: — Уже история…

Глава восьмая не только для любителей кино

— Это, конечно, очень интересно! — восхитился Саша Демченко, глядя на магнитофон и на груду коричневых лент. — Вот только…

— Что? — спросил Козловский.

— Просто хотел узнать: искала «Шхуна» что-нибудь по истории города?..

— Была одна операция, — сказал я. — Постой, когда же? Ну да, в шестьдесят седьмом…

— А… Ну, тогда я еще во второй ходил…

— И о «Шхуне» слыхом не слыхивал… — улыбаясь, добавил Володя Козловский.

— Да нет, слышал… Однажды к нам домой пришли какие-то ребята… Сказали, что из редакции, из «Шхуны ровесников». Сказали, что ищут старожилов. Я и не спросил зачем. Показал одну, старуху…