Счастливцы с острова отчаяния - [44]

Уолтер и Нед в окружении вновь прибывших служащих и журналистов, которые без передышки фотографируют, стоя на валу лавы, наблюдают за разгрузкой. «Георгина» снова идет к берегу, нагрузившись так, что почти черпает бортами воду. Тюк, свалившийся в море, начинает относить в сторону, но его быстро подхватывает гребец, который, не колеблясь, нырнул за ним. Уставшие, вымокшие парни наскоро разгружают баркас, складывают ящики и тюки на камнях и снова берутся за весла. Джосс, увидевший торчащего на своем наблюдательном пункте Уолтера, подбегает к нему. Запыхавшись, шагов за пятнадцать он кричит:

— Нед, проводи ко мне доктора. Малькольм сломал ногу две недели назад. Перелом нелегкий, его надо будет отправить на «Буассевэне», чтобы он подлечился в Кейптауне.

— Две недели! — ахает врач. — Бегу, бегу! Ошеломленные журналисты переглядываются. Пока

Нед и доктор Нэйрн мчатся в деревню, Джосс, с головы которого стекает вода, подходит к Уолтеру и протягивает ему руку.

— Вы видали подарок? — спрашивает он.

Уолтер вертит головой, недоуменно почесывает затылок и вдруг блаженно улыбается. Он догадался.

— И вправду подарок! — говорит он.

Поток лавы проскользнул вдоль берега, уничтожив на своем пути все — консервный завод, мол, пляж. Но, стекая вдоль берега, он повернул, отгородив часть моря, и образовал озеро с соленой водой, которое от моря отделяет скоба из лавы.

— У нас никогда не было этого, — продолжает Джосс. — Работа предстоит страшная, но ведь она даст нам порт.

* * *

Кроме крыши, солома на которой не сгорела, а пострадала от крыс и штормов, дом стоял невредимым. Проникшая в него вода испортила мебель, вздула в некоторых местах штукатурку, отклеила на стенах картинки из иллюстрированных журналов: портреты императора Эфиопии и актрисы Мэй Уэст болтались выцветшие, жалкие. Как и в других коттеджах, пропало много вещей: кастрюль, котлов, разной домашней утвари, которые, изъеденные ржавчиной, валялись почти повсюду, словно веселые грабители, высадившиеся во время отсутствия хозяев с какого-нибудь проходящего мимо китобойного судна, развлекались этим или мстили за то, что не нашли ничего ценного, повыбросив все из окон. Впрочем, они, быть может, частью несли ответственность за исчезновение баранов, вменяемое в вину только одичавшим собакам: китобоям крупно повезло с этим свежим, ставшим ничьим мясом. Да и что скажешь против них? Разве сами тристанцы много лет подряд весело не охотились на «розового кабана», когда братья Столтенхоф, выращивающие свиней отшельники, покинули давным-давно остров, который еще и теперь носит их имя?

Чтобы починить самое необходимое, Билл, так же как каждый из двенадцати остальных парней, забил в отцовском доме дыры старыми парусами. Первые два дня он и Нед ничего другого не могли сделать. Оставив женщин заниматься уборкой, пропалывать заросшие травой дворики, поднимать столбы, чтобы вновь натянуть веревки для белья, все до единого мужчины были мобилизованы для перевозки грузов. Погода портилась. Прежде всего надо было поднять в склад грузы, оставленные на волю волн на берегу, — работа тяжелая при отсутствии подъемных механизмов и плохом состоянии едва пробитой в хаосе вулканических извержений тропы. Двести ящиков и тюков надо было внести по крутой тропинке, таща их на спине примерно километр… На двадцатой ходке у Неда заломило в пояснице.

— Мистер, — воскликнул он, сбросив стофунтовый мешок с мукой к ногам администратора, который отмечал грузы в своем списке, — если мы не сможем к октябрю провести здесь дорогу, то нашим друзьям останется лишь отправиться восвояси. Ведь тогда нам придется выгружать по крайней мере триста — четыреста тонн.

— Я знаю, — ответил Остин Формэн, — и попрошу всех заняться дорогой. Но есть и другая проблема. Если мы сможем перевезти на шлюпке трактор, разобрав его, то, мне кажется, труднее сделать это с операционным блоком, который мне обещали. И все-таки перевезти его надо. С нас достаточно несчастья Малькольма: ведь его отправят в больницу в Кейптаун.

* * *

Весь груз наконец надежно укрыт. И очень кстати: всю страстную неделю бушевала буря. Мужчины — всем это запомнилось как праздник укрощения диких зверей — занялись ловлей последних вольных коров, которым они связывали задние ноги, чтобы женщины смогли их доить. Перед праздниками парни отправи— лись в горы поохотиться на птиц. Никого к себе не подпускавшего быка пристрелили, тушу разрубили, разделив мясо поровну, а кожу прибили на стене, чтобы она просыхала там, сколько нужно, прежде чем из нее нарежут куски, годные для выделки мокасин. В пятницу церковь была набита битком; и еще больше народу пришло на пасху, провозглашенную Днем возвращения, который отпраздновали колокольным звоном на целый час, роскошным жарким из «морских куриц», шествиями молодежи и громким стуком каблуков в Зале принца Филиппа, где иголки новеньких, привезенных из Кэлшота проигрывателей царапали джазовые пластинки до 5 утра.

Это не помешало ни Биллу, ни его отцу встретиться в понедельник утром верхом на коньке двускатной крыши в компании дюжины соседей. Вязанки папоротника, нарезанные прямо на месте из защищавшей дом от ветра живой изгороди, раскладываемые и связываемые ловким движением рук, весь день вспыхивали на стропилах, тогда как в саду горела высоким пламенем старая солома, а в золу Нейл и Сирил, сильно подросшие, запихивали картофелины. К вечеру крыша стала зеленой, и низкое солнце, готовое погрузиться в красноватую воду океана, вновь зажгло стекла, закрепленные еще не засохшей замазкой. Уинни с дочерью хлопотали над ужином, символической платой за подмогу. Прошел администратор, затем агроном, которых тут же пригласили в гости.