Счастливая Женька. Начало - [61]

Женька ехала в такси и размышляла о какой-то ерунде. Например, о том, почему Карпухин не любит своего имени и отчества. Ведь ясно же, что не любит, тут и к психологине Тамаре Георгиевне не ходи. Ну, Григорий, ну Аристархович, ну и что?! Нет, здесь что-то другое. Дело не в трудном произношении. Хорошо бы с Туськой проконсультироваться, – мелькнуло в голове у Жени. И течение её мыслей приняло совсем другое направление. Туся чуть больше года назад пополнила ряды безумных мамочек и с тех пор, – вздохнула Женя про себя, – человек для нормального общения испарился. Вместо него появилась тревожно-депрессивная мамаша на грани нервного истощения. Говорить она могла только о том, что входило в её сегодняшний круг интересов: дети (огромная тема, в которую помещалось все сознание и все мироустройство Туси в настоящее время,дети вообще, и свои дети, колоссальная разница, которой черствая и легкомысленная Женя часто не замечала!)кормление, (и внимание! – отдельная, безумно важная тема – ночное кормление!), прививки (врачи у нас, сама знаешь, прости Господи, вам-то хорошо, вы в Москве) опрелости (Боже мой, Женя, это какой-то ужас, при том, что я беру самые лучшие подгузники, (обязательно следовало название фирмы, детально рассказывалось о всех преимуществах перед другими аналогичными, словом то, что Женька уже не слушала), а также узкоспециальные темы, выделенные в отдельный телефонный разговор, дабы подчеркнуть их сверхважность и значимость: «Ой, у нас зубки!» Эта тема часто варьировалась, например, превращаясь в «О-о, зубы!» и далее следовал подробный отчет о сорокоградусной температуре Маньки, душераздирающем часовом крике Ваньки, ночном вызове «скорой». Еще очень популярные в их телефонных разговорах темы: «Прикорм: достоинства и недостатки», «Кормить ли грудью после года?», «Что делать, если имеется твердое подозрение, что ребенок, (скорее всего Маня, везде лезет, такое шило, ты бы видела! (счастливый закадровый смех)) съел колесико от игрушечной машинки, («Это совсем не ерунда, Женя, спокойно могла проглотить, она довольно крупная девочка! Какие симптомы? Очень плохие, Женечка симптомы! Машинка есть, а колесика нет, и чему ты смеешься, хотелось бы знать?») и так до бесконечности.

Потом она опять вспомнила о словах Карпухина и нахмурилась, – Неужели с ней действительно что-то не так? Ну, почему? Она же так старалась, контролировала себя. Даже, когда ей очень хотелось выпить, она сдерживалась и терпела. Размышляя таким образом, Женя зашла домой. Она возвращалась к этим мыслям, ковыряя в тарелке и уговаривая себя хоть что-нибудь проглотить, и с этой целью разрешив себе бокал или два крепленного, «для аппетита». И думала об этом позже, когда уже готовилась ко сну, и незаметно допила-таки бутылку, видимо для улучшения качества сна, тем более, пробка раскрошилась, зачем же хорошее вино будет выветриваться? Сон действительно не заставил себя ждать, Женя даже не слишком отчетливо помнила, когда он, собственно, наступил. И почему так внезапно, что она даже не успела перейти на свою кровать? А позабыв выключить телевизор, так и заснула в немыслимой позе на жестком кухонном диванчике?Да и сон был не качественным, а тяжелым и липким, хотя и без сновидений. А может она их просто не запомнила.Было ощущение, что она не заснула, а вырубилась на короткое время, потеряв сознание. Услышав повторный и ещё более настойчивый сигнал будильника через десять минут,она уже знала, что будет чувствовать себя паршиво целый день. Или до того времени, пока не опохмелится. Как назло, дома уже ничего не было, только на работе. Но туда ещё нужно доехать, а у неё сегодня человек двадцать, не меньше. Это только вторички, т.е. повторно, кого она сама назначила на сегодня. А ещё ведь «блатники» потянутся, да с острой болью, да кто с утра талончик ухватит, да кто в первый раз на ортопедическую консультацию… Женька подумала, что ещё немного, и она взвоет. А тут ещё этот дождь вторые сутки льёт, да эти чертовы колготки, порвавшиеся в самый неподходящий момент. Женька плюнула на кофе и немытые со вчерашнего дня тарелки, схватила зонтик и сумку и выскочила из дома, захлопнув дверь.

15

– Счастливая, ты, Женька! – заглянув в кабинет в начале рабочего дня, восторженно огорошила её Кира, врач-стоматолог-терапевт, а также самый близкий ей человек на работе, если не считать Шурочку. Практически друг. Кира стала работать в этой больнице около полугода назад. Она успела тут поработать несколько месяцев сразу после интернатуры, до того, как ушла в декрет. Вышла она после шестилетнего отпуска по уходу за детьми, во время которого занималась двумя своими мальчишками, явившимисядруг за другом с разницей в два с небольшим года. Кирин муж до такой степени чувствовал себя избыточно и почти насильственно осчастливленным, что совершенно потерялся. Причем этот глагол в отношении него, употребляется совершенно не иносказательно. Ровно через три месяца после рождения младшего Андрюшки, не выдержав напора горластого, писающего и какающего потомства, Кирин муж бежал. Куда именно она выяснять не стала, хотя слухи доходили, что вначале он укрылся на родительской даче, якобы для работы над кандидатской, а затем и вовсе растворился в тумане, в направлении славного города Харькова, откуда и был родом.Через год, впрочем, папаша опомнился и начал регулярно телефонировать на предмет воссоединения с любимой семьей и его размещения по прежнему адресу в московской квартире. Гордая, хотя и недальновиднаяКира яростно отвергала, какматериальную помощь (не слишком, впрочем, настойчивую), так и любые другие поползновения незадачливого отца и его родни выйти на контакт с ней и детьми. Когда Андрюше исполнилось два с половиной года, Кира, испытывая большую радость и облегчение, вышла на работу. Но не тут-то было. На этой самой работе она, фигурально выражаясь, чуть не потерялась, как её муж. Ей казалось, что она забыла даже то, что знала ещё на втором курсе. Изменения, которые произошли в медицине вообще, и в стоматологии, в частности, пока она носила, рожала, кормила, стирала, вытирала и баюкала, казались ей неподъемными. – Господи, я отстала на сто лет, – убитым голосом, с расширившимися от страха глазами, шептала она Жене. – Не правда, ты сможешь, – беззаботно отвечала та. Она была, чуть ли не единственным человеком, протянувшим Кире руку. Женька сделала это, как делала многое в своей жизни, очень легко, как само собой разумеющееся, бескорыстно и просто. Почти бездумно и легкомысленно. Но в хорошем смысле, то есть, не придавая значения, что делает что-то значительное. Если бы ей сказали об этом, она, пожалуй, даже удивилась бы. Женька подсказывала, советовала, направляла, делилась всем, что умела и знала сама. Кира это увидела и оценила. Такое не забывается. Разумеется, они не могли не подружиться.