Счастливая Женька. Начало - [32]

В августе поехали на море, в Анапу. Димка впервые в жизни увидел море и полюбил его сразу и навсегда. Женька, которая хорошо плавала, научила и сына. Она до этого ни разу не видела своего мальчика таким живым и радостным. Четырнадцать дней пролетели ярко-фруктовым и жарко-прекрасным маленьким счастьем.Женькас удовольствием ощущала себя женой и матерью: в отношениях с сыном, ей казалось, растаял ледок, который она всегда ощущала,они много гуляли, купались, разговаривали. Она решила обязательно записать его на плавание, так как не помнила, чтобы Димку что-то также интересовало. Ас Сергеем они вошли в фазу, когда ещё в самом разгаре новизна и свежесть чувств, когда открытие и дальнейшее узнавание в другом каких-то привычек и особенностей характера ещё не приелось, и не вызываетраздражения или досады.Доверие, открытость и раскрепощенность, которые уже возникли между ними, ещё не стали обыденностью, их пока не застил быт и разъедающая душу повседневная матрица.

8

Девочка была, чудо, как хороша! Прозрачно-голубые, с серым оттенком глаза с длинными черными ресницами и темная косица волос на затылке выгодно отличали её среди новорожденных. Капитан Сергей Мистюков едва не сошел с ума от гордости и счастья. Ещё бы! Олька, шалава,успела посеять в нем зерна сомнения в его способностях к продолжению рода, да и в мужской состоятельности, в целом.И семена эти к тридцатиодному году,дали обильные всходы. Но есть все-таки Бог на свете! 5 января 2000 года,всамом начале тысячелетия, в самом начале нового года, появилась на свет их дочь Анна. Сергей, вглядываясь в личико малютки, изумленным шепотом спрашивал у жены:

– Ты видела её глаза? Это же обалдеть можно! Действительно, ярко-серые Женькины глаза и голубые Сергея, путем немыслимой метаморфозы воплотились в очах их дочери глубоким, сложным цветом, которого не бывает у новорожденных.Женька, чей первый муж вырос в художественной мастерской, знала, что этот оттенок называется стальной синий. По поводу имени для ребенка, супруги никак не могли договориться. Сергей хотел назвать Миленой, в честь наступившего тысячелетия, Женя скривилась:

– Что за пошлость, знаешь, сколько их будет этих Милан и Милен! Пока я в роддоме лежала уже четверых девочек так назвали! Затем муж предложил имя – Александра, Женька опять замахала руками:

– О, нет, нет, никаких мужских имен для девочки! Меня хватит за глаза одной,с дурацким, пацанским именем! Свекровь, Валентина Фёдоровна, предложила назвать Анной. Женя подумала и согласилась. Анна – красиво, женственно и благородно – царское имя.

Жизнь, между тем, шла своим чередом. Сергею дали квартиру в пяти километрах от Ставрополя, Михайловске, который за год до рождения Анечки получил статус города. Таким образом, Женька снова вернулась туда, где жили её родители, и где до недавнего времени жила она сама. Трехкомнатная квартира в новом доме казалась пределом мечтаний. Женя разрывалась между ребенком, благоустройством новой квартиры и слабеющей Галиной Аркадьевной, которая чувствовала себя, то лучше, то хуже, и в период обострения болезни непременно требовала к себе Евгешу. Возможно, это было самовнушение либо общее заблуждение, но, казалось, ей реально становилось лучше в присутствии внучки. Женя, как никто, всегда знала, что можно и нужно сказать, а когда лучше промолчать. Она по природе своей была задумана, как сестра милосердия. И несла исцеление и утешение. У неё были заботливые и добрые руки. Рассказывая Галине Аркадьевне о своих делах и планах, летая из кухни на балкон, оттуда в ванную, затем к бабуле – сменить постель, и снова на кухню, она успевала приготовить обед, включить стиральную машинку, накормить и дочку и бабушку, развесить бельё, пропылесосить и сделать влажную уборку. Помимо этого, за 2–3 часа, Женя умудрялась помочь Галине Аркадьевне вымыться, сделать рекомендуемый врачами массаж и обязательно читала ей вслух, так как бабушка почти ослепла. Застававшая её часто в этих перелетах Надежда Ивановна только ахала от удивления. Муж был смутно недоволен этими поездками с грудным дитем к онкологической больной и не раз пространно высказывался в том смысле, что природа рака до конца не изучена, и неизвестно – заразен он или нет.

– Совсем не обязательно, – ворчал Сергей, – без конца мотаться к умирающей старухе, да, в придачу, таскать ребенка. У неё дочь естьна пенсии, вот и пусть ухаживает.

Женя вопросительно поднимала глаза на мужа:

– Так она и ухаживает, когда я не могу или Надежда Ивановна… Просто они не очень ладят, мать и бабушка, ты же знаешь…Ну а что до того, что это может быть опасно, ты знаешь, бабГаля не сталкивалась в своей жизни с онкологией, ни разу, а все-таки заболела… – она внимательно посмотрела на Сергея, – неужели действительно не понимает?И произнесла, четко и медленно, как не очень сообразительному ребенку:

– Бабушке с её диагнозом нервничать противопоказано. Я не могу спокойно жить, зная, что ей плохо. Это очень дорогой и близкий мне человек. А если ты этого не понимаешь, то и объяснять не стоит! Евгения, считая разговор оконченным, демонстративно возвратилась к делам. Сергей ещё несколько минут назад полный яростных аргументов против бессмысленных, на его взгляд, поездок, и готовый в самой категорической форме запретить их жене, при виде её плотно сжатых бледных губ и опущенных глаз, растерянно умолкал. Женя злилась на себя из-за того, что её так легко вывести из себя. Еще больше начинала злиться, когда догадывалась о причине этого раздражения. Она ловила себя на мысли, что ждет, когда Сергей уедет. Объясняла это себе тем, что он своим присутствием мешает ей закончить ремонт в квартире. Это была правда, но не вся. Да, Сергей в хозяйственном отношении был, мягко говоря, не очень полезен. К тому же приходилось отвлекаться на готовку, (обед из трех блюд!), создание уютной, домашней атмосферы, когда муж приходит домой. Нельзя же, в самом деле, как ни в чем, ни бывало, продолжать заниматься обоями или помогать Димке с уроками, когда рядомизмотанный и голодный супруг. Но остальная правда заключалась в том, что, когда её капитана не было дома, она чувствовала себя гораздо лучше. По крайней мере, свободнее и легче, точно. Галина Аркадьевна, если бы знала об этом, и была в прежнем здравии, могла бы кое-что порассказать ей о такой же ситуации с бывшей женой её второго мужа. Когда Мистюков был в отъезде, Женька спокойно занималась своими делами без оглядки на часы. Ездила к бабушке, подбирала комод в спальню или диван в гостиную, а также навещала друзей в «нехорошей» квартире. Лёхе с Майкой дали, наконец, «двушку», рядом, в соседнем доме, так что, по большому счёту, мало что изменилось. Ей было непонятно и самой, почему её так тянет к ним. В конце концов, не такие уж они были и друзья, и прожила она с ними совсем недолго, да и вообще, что у них общего!? У неё прекрасная семья: муж – офицер, двое детей, сама она врач-стоматолог, сейчас в декретном отпуске, – ну, что у неё может быть общего с Толиком-чеченом или Майкой? Иногда, мучаясь наутро от похмелья, ей казалось, она знает, что именноих объединяет. Но этот ответ ей не нравился. И она объясняла для себя эту, несколько странную привязанность тем, что в этой компании она могла быть самой собой. Ей не нужно здесь притворяться кем-то, кем она на самом деле не являлась. Не возникало необходимости что-то кому-то доказывать или подтверждать. Бывшим соседям Евгении было не особенно важно, кто из них талантливее, значительнее или успешнее. Можно быть самой собой и не переживать, что тебя подставят, обсмеютили занесут в неудачники. Женя поняла, ей так хорошо и легко с ними, потому, что не надо играть никакую роль, появляется возможность, наконец, снять маски и просто быть, а не казаться. Ни одна встреча не обходилась без спиртного. Пили много, часто до утра. Содержание разговоров и дискуссий, которые представлялись такими важными и значительными за столом, к утру либо полностью выветривалось из головы, либо оказывалось таким бредом, о котором и вспоминать не хотелось. В последнее время ей мало становилось этих встреч, и когда Сергей был в отъезде, онанесла спиртное домой и пила, с не меньшим удовольствием, в одиночестве. Ей пока удавалось балансировать на зыбком трамплине между социальной ответственностью, на фундаменте которой у неё было горячее желание построить крепкую, любящую семью и набирающим обороты заболеванием.