Счастливая встреча - [22]

Она поставила чашку на пол, бессмысленно качая головой. Адам бросил на нее резкий и холодный взгляд, затем встал и притянул к себе.

Она понимала, что ее кожа не должна гореть от прикосновения к ней этих сильных, красивых рук, не должны эти теплые волны наполнять желанием ее тело. Но медленно, вопреки рассудку ее золотистые с поволокой глаза, обрамленные длинными ресницами, остановились на его лице, а сердце бешено забилось, когда она увидела, как его чувственные губы тронула легкая понимающая улыбка.

Это горячее желание и жажда поцелуев повергли ее в ужас и увлекли ввысь от реальности в мир фантазий, иллюзорных ощущений… Нет, это невозможно, недостойно ее: она выдернула свои ладони из его рук и обхватила себя за плечи. И тогда Адам твердо сказал: «Пойдем».

Ей нужно было крикнуть ему или, по крайней мере, потребовать, чтобы он сказал ей, что он задумал. Но в голове у нее была сумятица, вызванная минутным сумасшествием, и сейчас она только безучастно заметила, что он выключил свет, и последовала за ним в его темно-серый «мерседес» последней модели.

Только после того как ему удалось влиться в поток машин, она смогла выговорить: «Что ты, собственно, хочешь?» — и при этом голос ее звучал неуверенно и безразлично.

— Везу тебя к себе, мы сможем нормально отдохнуть и поговорить.

Ее ничуть не удивила та лихость, с которой он несся в потоке машин, но он явно чего-то не понимал, если думал, что она сможет отдохнуть в его присутствии. Находясь рядом с ним, она чувствовала себя как кошка на раскаленной крыше.

— Нам многое еще надо обсудить, поэтому я, пожалуй, начну. Итак, я спрашиваю опять: «Где скрывается Доминик?»

— Понятия не имею.

Ей тоже хотелось бы это знать, поэтому когда он кинул украдкой взгляд в ее сторону, то заметил, как ее брови сдвинулись к переносице.

— Я готов поверить тебе. Насколько я знаю, тебе не безразлично, чем он занимается сейчас. Но я не могу забыть, как ты пыталась меня обмануть, прекрасно зная, что Мартин тяжело болен.

Итак, чем же занимается Доминик? В данный момент это не казалось Селине столь уж важным. Она наконец начала собираться с мыслями и решила: как только они доберутся до его дома или куда-то там еще, она тут же уйдет и на такси доберется до своей машины. Ее чековая книжка и кошелек лежали в сумке, которую она крепко прижимала к коленям, впившись ногтями в ее мягкую кожу.

Однако его намек, что она как-то замешана в то, чем занимается Доминик, — как он мерзко у него прозвучал — задел ее за живое. Он совсем не знал ее, настоящую Селину Росс. Обида выплеснулась в страстных и резких словах:

— Я люблю дядю! Когда он узнал, что ты собираешься его навестить, у него случился сердечный приступ — вот как он «обрадовался»! Почему же ты удивляешься тому, что я сделала все для того, чтобы ты не досаждал ему?

Она посмотрела на него, и легкая улыбка на его непроницаемом лице разозлила ее.

— Доминик сказал мне, что ты — его враг, и он был прав. Абсолютно прав, если то, что ты можешь отнять у Мартина все имущество, правда. И не говори мне, что я могла или не могла сделать, когда речь идет о моем двоюродном брате, потому что, несмотря на все, ты меня совсем не знаешь.

— Как знать… — От звука его голоса у нее пошли по коже мурашки. — Откуда же тогда я знаю, какую еду и какую музыку ты любишь? Откуда я узнал про твою собаку? Мартин подарил тебе ее щенком на день рождения, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ты была убита горем, когда собака в прошлом году умерла. Ее звали Сэм.

Она и забыла, что он знал много подробностей о ее жизни. Во всяком случае, события дня отодвинули эти мысли на задний план. И вот сейчас это все нахлынуло на нее вновь: и чувство оскорбления, и отвратительное ощущение, что по ее жизни беспардонно расхаживает незваный гость.

— Я скажу тебе сам, раз ты не решаешься спросить, — сказал он, прервав ее молчаливую оборону. В это время они сворачивали к набережной Темзы. — В течение многих лет Мартин рассказывал мне о тебе. Расхваливал тебя. Именно мне. От него я и узнал так много. Он любит тебя как родную дочь.

Селина закрыла глаза из-за внезапно нахлынувших слез. Она всегда знала, что Мартин любил ее больше, чем Ванесса, которая была ее кровной родственницей. Его любовь и его стремление уверить растерявшуюся сироту, что у нее есть вторая семья, которая душой болеет за нее и всегда будет ее опорой, позволили ей пережить внезапную и невосполнимую утрату обоих родителей.

Она подумала, что никогда не узнает, откуда у Мартина появилась эта сумасшедшая идея рассказывать о ней Адаму — причем в течение многих лет, как он сказал, а это значит, что отношения отца с сыном не оборвались после его совершеннолетия, как это утверждала Ванесса.

Одно было ужасающе ясным. Адам знал, как любил ее Мартин, что он относился к ней как к собственной дочери. Его угроза заставить ее силой выйти за него замуж теперь начинала приобретать какой-то извращенный смысл. Этим он отнял бы ее у Мартина так же, как отнял дом и дело. Она знала, каким горем было бы для Мартина видеть свою приемную дочь в браке без любви с его врагом.

Когда Адам повернул свой «мерседес» к берегу реки, она отпустила закушенный уголок нижней губы и передумала убегать. Ситуация уже не была такой однозначно черно-белой, как ей казалось чуть раньше. Да и была ли она когда-нибудь такой?