Счастливая ты, Таня! - [8]

И тут опять мне помогает Фадеев. Естественно, я уже не была с ним на «ты», а называла по имени-отчеству, когда мы стали обсуждать мои дела. Фадеев устроил меня работать в Дом литераторов дежурным секретарем. Один день я буду занята с 9 утра до 12 ночи, следующий день свободный. Прекрасно! И я вслед за Катей поступила на вечернее отделение Полиграфического института. Буду работать и учиться… «Давай, давай, Татьяна, главное не тушуйся», — сказал Фадеев, прощаясь со мной.

Работа

В этой главе появятся два главных героя — Анатолий Рыбаков и Евгений Винокуров. Будет здесь действовать и еще один персонаж студент-физик. Ему отведено совсем мало места. Рыбаков появится и исчезнет на двадцать лет. А с Женей Винокуровым спустя какое-то время мы вместе перейдем в следующую главу.

Назавтра я должна явиться к директору Дома литераторов Науму Борисовичу Мирному, и он меня оформит на работу. Плохо сплю ночь, волнуюсь. Щеки становятся пунцовыми, когда подхожу ко входу на Поварской. Стесняюсь. Мирный собирает всех сотрудников и представляет меня. Они меня разглядывают, я сквозь ресницы разглядываю их — всем от сорока до пятидесяти, а мне едва исполнилось девятнадцать. «Получили младенца на руки», — шутит фотограф Пархоменко. Мирный одергивает его недовольным взглядом. Я и не ожидала, что меня встретят так сердечно, подумаешь, невидаль — пришел новый сотрудник, но, возможно, им уже была известна моя биография. Обо всех вспоминаю с самым теплым чувством. Это были милые, интеллигентные, хорошо знающие свое дело люди. Они устраивали вечера, различные встречи со знаменитыми людьми, собрания, заседания секций, не помню ни одного пустого дня, жизнь в Доме кипела в полном смысле слова. Но иногда, когда они проходили мимо и поглядывали в мою сторону, я улавливала в их глазах некоторую тревогу: вокруг меня сразу засуетились молодые, да и не очень молодые литераторы, и они боялись, что это вскружит мне голову и я пущусь во все тяжкие. А они как бы чувствовали ответственность за меня, девочку, по существу.

Но мне никто не мог вскружить голову — у меня был жених, тот самый студент-физик. Белокурый, голубоглазый, с хорошим чувством юмора, ласковый, заботливый: чуть похолодает, тут же укутывал мне шею своим шарфом, у меня действительно было какое-то ветхое пальтецо. Тосты произносил за столом почему-то на датском языке. Но и это мне нравилось, все мне нравилось в нем, и его голос по телефону — был он моей первой любовью. Его мать, художница, работала по трафарету и, как мне казалось, благоволила ко мне. И она завела с ним разговор впрямую — мол, друг мой, ваше дело идет уже к свадьбе, надо бы нам познакомиться с Таниными родителями.

— С какими родителями, — сказал мой любимый, — ее отец расстрелян, мать недавно вернулась из лагеря…

И эти его слова решили мою судьбу. Мать опустилась на стул. Она была просто убита, а я немедленно отвергнута. Оставалось только уговорить моего жениха отказаться от меня навсегда. Дело сложное, у него, как мне казалось, был довольно сильный характер.

Собрался семейный совет. Главой этого клана считался дядя Ухсай или Усхай — не помню точно, узбек. Ответственный работник, муж одной из материнских сестер. Дядя Ухсай или Усхай сказал: «Главное — это карьера, а ты уже на четвертом курсе, тебе нельзя об этом забывать. Женишься на ней, ушлют тебя куда-нибудь к белым медведям, в какой-нибудь Сыктывкар преподавать физику в школе. Карьера твоя на том и лопнет, оттуда я тебя уже не выцарапаю. А так — останешься в Москве, возьмут тебя после университета в самый престижный институт, это уж моя забота, и таких Тань будет у тебя еще десяток».

Мой жених задумался. Родные переглянулись: первый бой в битве был выигран. Быть затрапезным учителем в школе, да еще в каком-нибудь захолустье, мой любимый решительно не хотел. Совсем иначе представлял он свою жизнь. Этот довод его и сломал, он посчитал его разумным, о чем и сообщил мне при первой встрече. «Какой из меня учитель?! Мне наука интересна, ты же сама понимаешь», — сказал он, оправдываясь. Тот наш разговор шел почему-то у Библиотеки имени Ленина, возможно, он работал в читальном зале, и мы договорились там встретиться в определенный час.

«А как же я? — спросила я у него. — Выходит, я прокаженная и со мной нельзя связываться?!» — «Ну, почему прокаженная?» — промямлил он. «Именно прокаженная, беги прочь, пока не заразился!» И ушла. Я шла по Воздвиженке в сторону Гоголевского бульвара, лето, солнце печет, а я не могу дышать. Вместо вздоха из моей груди вырывается стон, прохожие обходят меня стороной. «Обходите, обходите, — крутится у меня в голове, — я прокаженная, я дочь „врага народа“».

На Гоголевском бульваре я села на первую же скамейку, надо было прийти в себя, не хотелось идти домой в таком виде. Но Лия Исаевна, открывая мне дверь, сразу увидела мое перевернутое лицо. Заливаясь слезами, я рассказала ей о моем прощании с женихом. Лия Исаевна, истовая атеистка, коммунистка с 1905-го, произнесла фразу, которая меня потрясла: «Бог тебя спас от него!» Это из ее-то уст, у которой в лексиконе вообще не существовало слово «Бог». Тем не менее это было так.