Счастливая - [14]

Шрифт
Интервал

К тому времени отец уже защитил в Принстоне диссертацию по испанской литературе, и родители, перебравшись в Северную Каролину, осели в Дареме: отец начал читать лекции в университете Дьюка. А мама, томясь целыми днями в одиночестве и не сумев завести друзей, начала выпивать. На первых порах — незаметно.

У мамы всегда был беспокойный характер; ей претила роль домохозяйки. Она не раз повторяла, что нам с сестрой крупно повезло родиться в другую эпоху. Мы верили. Пятидесятые годы были, в нашем представлении, сплошным кошмаром. Мамины отец и муж (наш папа) заставили ее поступиться карьерой, потому что замужней женщине работать не к лицу.

Ее запои продолжались менее десяти лет, но в этот промежуток времени мы с сестрой появились на свет и вышли из пеленок. В этот же промежуток времени папина карьера пошла вверх, и в результате сперва они вдвоем, а потом и все мы вчетвером то и дело переезжали с места на место: сначала в Мэдисон, штат Висконсин, потом в Роквилл, штат Мэриленд и наконец в Паоли, штат Пенсильвания.

К 1977 году мама была в завязке уже десять лет. За эти годы у нее, как выражались у нас в семье, часто случались «глюки». Так мы называли ее приступы. Если отца было не видно и не слышно (даже в прямом смысле слова: он месяцами пропадал в Испании), то мама порой заполоняла собой весь дом. Ее паническая нервозность передавалась остальным, поэтому в таких случаях время тянулось вдвое дольше и мучительнее. В отличие от нормальных семей у нас никогда не было уверенности, что, отправившись в ближайший супермаркет, мы сделаем там покупки. Стоило маме переступить порог магазина, как ее охватывал панический страх.

— Возьми дыньку или что-нибудь такое, — говорила мама, когда я стала постарше, и совала мне банкноту. — Жду в машине.

Во время таких припадков она сгибалась в три погибели и начинала быстрыми движениями растирать грудину, чтобы — говоря ее словами — не лопнуло сердце. Я бежала в магазин, хватала дыню и — на обратном пути — что-нибудь из уцененных продуктов, а сама мучительно думала: доберется ли она до машины? Не убьет ли ее очередной «глюк»?

В кино, как и в реальной жизни, припадочных всегда усмиряют какие-то типы в белых халатах — все на одно лицо, совершенно невыразительные персонажи. Примерно то же самое можно сказать и о нас с сестрой. Подчас в моих воспоминаниях просто не находится места для Мэри — на первый план всегда выступает мама и ее недуг. А когда я спохватываюсь: «Ах, да, ведь Мэри тоже была с нами», она видится мне именно в таком качестве — как вторая мамина подпорка, захваченная на всякий пожарный случай.

Иногда мы с Мэри сразу брали на себя роль обслуги. Мэри заботливо провожала маму в машину, а я мчалась покупать дыню. На моих глазах сестра превращалась из маленькой девочки, которой мерещился близкий конец света, в своенравную девушку, не желавшую потакать «глюкам» и сносить взгляды и реплики прохожих. «Не смей тереть груди», — шипела она матери.

По мере того как она ожесточалась, я, наоборот, преисполнялась сочувствия: утешала маму и осуждала сестру. Если Мэри предлагала помощь, я ее с благодарностью принимала. Если же она фыркала или сама заражалась маминой нервозностью, я просто воздвигала между нами барьер.

Единственное проявление нежных чувств отца к маме, оставшееся у меня в памяти, — это краткий поцелуй на автобусной остановке, куда мы приехали его проводить перед научной командировкой в Испанию. Тот случай можно описать под заголовком «Только не надо сцен». Попросту говоря, поцелуй был результатом моей подсказки, затем просьбы и, наконец, слезных настояний.

В ту пору я уже начала сознавать, что другие супружеские пары, в отличие от моих родителей, обнимаются, держатся за руки, целуются в щечку. Так они вели себя в супермаркетах, на прогулках, на школьных мероприятиях, куда приглашали родителей, и, конечно, у себя дома, когда я приходила в гости.

Выпрошенный для мамы поцелуй наглядно доказал, что их супружеские отношения, в общем-то прочные, были начисто лишены романтики. Папа уезжал, как всегда, на несколько месяцев, оставляя нас одних, и решил, что обязан выразить какие-то чувства.

Мама тогда вышла из машины, чтобы помочь отцу вытащить из багажника чемоданы, и собиралась с ним распрощаться. Мы с Мэри остались на заднем сиденье. Меня впервые взяли провожать папу в длительную командировку. Он, как обычно, волновался. Мама, и без того нервная, волновалась еще больше. Наблюдая за ними с заднего сиденья, я сообразила, что в этой картинке чего-то недостает. И я стала канючить: «Поцелуй маму».

Отец буркнул что-то вроде: «Оставь, Элис, это ни к чему».

Но не тут-то было.

— Поцелуй маму! — крикнула я, высунув голову из машины. — Поцелуй маму!

— Жалко тебе, что ли, папа? — с досадой сказала моя сестра, которая была на три года старше и, как я поняла впоследствии, уже знала расклад.

Если мне хотелось получить подтверждение, что мои родители ничем не отличаются от других супружеских пар нашего городка, и даже от мистера и миссис Брэйди, героев популярного телесериала, то этот вынужденный поцелуй ни в чем меня не убедил. Он лишь открыл мне глаза. Дал понять, что в семействе Сиболдов любят по обязанности. Отец чмокнул маму в лоб — чтобы только дочка не приставала.


Еще от автора Элис Сиболд
Милые кости

«Шестого декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года, когда меня убили, мне было четырнадцать лет» — так начинается самый поразительный бестселлер начала XXI века, трагическая история, написанная на невероятно светлой ноте.«Милые кости» переведены на сорок языков, разошлись многомиллионным тиражом и послужат основой для следующего, после «Властелина колец» и «Кинг-конга», кинопроекта Питера Джексона. В этом романе Сюзи Сэлмон приспосабливается к жизни на небесах и наблюдает сверху, как ее убийца пытается замести следы, а семья — свыкнуться с утратой…


Почти луна

Отношения между Хелен Найтли и ее матерью многие годы напоминали жестокую схватку двух беспощадных противников. И вот Хелен переступает черту, за которую раньше боялась даже заглядывать. После убийства матери ее жизнь стремительно меняется. Женщина, которая потратила столько душевных сил на то, чтобы завоевать любовь матери, неспособной кого-то любить, внезапно обретает свободу, и эта свобода оказывается зыбкой и пугающей.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.