Счастье - [44]

Новому Гоголю потребны были и новые отношения с покойным. Так «Мертвые души» превратились в исполнение завещания Пушкина. Затем Пушкин выдвинулся и в связи с «Ревизором». Весной 1841 года Гоголь шлет из Италии Сергею Аксакову «Отрывок из письма к приятелю», который должен был сопровождать новое издание «Ревизора». Посылку Гоголь снабдил особым пояснением: «Здесь письмо, писанное мною к Пушкину, по его собственному желанию. Он был тогда в деревне. Пиеса игралась без него. Он хотел писать полный разбор ее для своего журнала и меня просил уведомить, как она была выполнена на сцене. Письмо осталось у меня неотправленным, потому что он скоро приехал сам».

Давно установлено, что это письмо не могло быть написано в 1836 году: слишком много в нем фактических противоречий и несообразностей (Пушкин, вопреки Гоголю, не собирался писать разбора «Ревизора»; статья для «Современника» была сразу поручена другому литератору; «письмо» датировано 25 мая 1836 г.: Гоголь утверждает, что Пушкин находился тогда в деревне; на самом деле Пушкин вернулся в Петербург уже 23 мая... И т. д., и т. п.!) По всем признакам «письмо Пушкину» было сочинено четыре года спустя после смерти Пушкина, незадолго до отправки текста в Москву.

Но язык не поворачивается назвать это письмо «фальшивкой». В некоторых отношениях это действительно письмо Пушкину — письмо, которого Гоголь не успел написать своевременно и дописывал через несколько лет. Странное чувство испытываешь, когда читаешь его финальные строки... «Я хотел бы убежать теперь Бог знает куда, и предстоящее мне путешествие, пароход, море и другие, далекие небеса, могут одни только освежить меня. Я жажду их, как Бог знает чего. Ради Бога, приезжайте скорее. Я не поеду, не простившись с вами. Мне еще нужно много сказать вам того, чтó не в силах сказать несносное, холодное письмо...» Гоголь уехал из Петербурга за границу, не простившись с Пушкиным. Он намекал на то, что его вины в том нет. Но, может быть, на самом деле все было не так просто? Переписывая задним числом историю, не изживал ли Гоголь задним числом и тяготевшее над ним чувство вины?..

От такого письма уже один шаг до объявления, что и самая «мысль» «Ревизора» принадлежит Пушкину!.. Да что там! Пушкин вообще был первым, кто постиг сущность дарования Гоголя. Об этом сообщается в «Авторской исповеди» (непосредственно перед рассказом о передаче сюжета «Мертвых душ» и «мысли» «Ревизора»): «... он мне сказал: „Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью, не приняться за большое сочинение! Это, просто, грех!“».

Разумеется, после оценки Пушкина судьба Гоголя изменилась радикально и навсегда... Но действительно ли говорил Пушкин Гоголю нечто подобное? В этом позволительно усомниться. И вот почему. Задолго до «Исповеди», в 1835 году (в той самой статье, где Пушкин представлен идеалом русского человека в его развитии, каким он явится через двести лет), Гоголь выделял важнейшую отличительную особенность предмета своего исследования: «Если должно сказать о тех достоинствах, которые составляют принадлежность Пушкина, отличающую его от других поэтов, то они заключаются в чрезвычайной быстроте описания и в необыкновенном искусстве немногими чертами означить весь предмет».

Нетрудно заметить, что в «Авторской исповеди» главнейшей способностью Гоголя объявляются те самые свойства, в которых Гоголь прежде видел отличительные достоинства Пушкина! Причем теперь эти свойства признает за Гоголем... сам Пушкин!.. Наложение двух характеристик, произошедшее, видимо, непреднамеренно и подсознательно, имело глубокий внутренний смысл. На Гоголя переходили достоинства Пушкина — тем самым он как бы окончательно сливался с Пушкиным, становился «новым Пушкиным», по праву заступал его место.

На самом деле случилось, скорее, обратное: это Пушкин стал Гоголем. Точнее сказать — героем Гоголя.

Биография Пушкина (и, соответственно, его отношения с Гоголем как часть этой биографии), его личность, вкусы, взгляды — все это оказалось переосмыслено и переоформлено в соответствии с идейно-литературными представлениями позднего Гоголя — наивного политического мыслителя, доморощенного экономиста и самопровозглашенного проповедника... Взгляды Пушкина, как они изображаются Гоголем, — это нынешние взгляды Гоголя. Даже стилистически Пушкин оказывается близок Гоголю. Он любит произносить длинные поучительные тирады, в которых высокое библейское слово лихо сопрягается с бранным русским словцом. Гоголь подробно излагает суждения Пушкина о законе и милости, о русской монархии и об американской демократии (а Пушкина 30-х годов действительно интересовали эти вопросы!), но в его изложении пушкинские высказывания звучат так, будто их произносит Костанжогло, а то и Собакевич: «Государство без полномощного монарха — автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит»... Так и ждешь продолжения: «И во гневе он плюнул»...