Счастье взаимной любви - [51]

Но, судя по всему, ни блондина, ни его товарища эти игры в данный момент не интересовали, парни были слишком взвинчены.

— Горим! — орал в трубку синеглазый. — Понимаешь ты, горим! И ничего не придумаешь!

Аня уже разглядела, что синеглазый сегодня не брился и, несмотря на мрачноватое, уже мужское лицо, лет ему было не больше двадцати с хвостиком. На безымянном пальце его правой руки мерцало тяжелое, толстое кольцо с красным камнем — дешевая подделка под золото с рубином.

— Девушка, — нервно сказал блондин, — нам еще нужно сделать два, а может, три звонка.

— Подожду, — ответила Аня, поражаясь своему упрямству.

— Пошла вон, лахудра! — процедил блондин. — Я тебе сейчас ноги выдерну!

— Попробуй, — ответила Аня.

Разговор привлек внимание его приятеля, он обернулся и на миг обжег Аню синим пламенем глубоко посаженных глаз. Он смотрел как бы сквозь нее, целиком сосредоточившись на телефонном разговоре.

— Попытаемся что-нибудь сделать, но ничего не обещаю. Буду звонить.

Он бросил трубку и отошел в сторонку. Блондин метнулся за ним, а Аню синеглазый лишь слегка отодвинул плечом, словно неживой предмет, и быстро направился в глубину зала ожидания.

Аня взяла трубку, развернулась и посмотрела вслед парням. У синеглазого были широкие покатые плечи, узкие бедра и слегка кривоватые ноги, отчего в походке его ощущалось нечто звериное. Он был похож на красивого, молодого и сильного хищника, беспощадного к своей добыче, свирепого в любых жизненных ситуациях.

Совершенно забыв про Сарму, Аня положила трубку, так и не набрав номера, и двинулась за уходящими парнями. Они шли быстро, уверенно, но Аня поняла, что с вокзала они не уйдут, потому что все дела, которые у них «горели», были связаны с ним, и, следовательно, их можно будет разыскать здесь. Значит, торопиться незачем.

Аня не знала, к чему ей все это.

Никакого желания еще раз увидеть синеглазого бровастого парня она не испытывала. Была лишь неудержимая подсознательная тяга — словно стоишь на балконе двенадцатого этажа и смотришь вниз, тебе страшно, пропасть бездонна, но невесть почему хочется прыгнуть вниз. Чтобы познать восторг полета, удара о землю — и конец всему.

Незнакомцы замедлили шаг возле дамского туалета, почти остановились напротив запрещенных для них дверей, но потом, словно их кто-то подстегнул, пролетели мимо, устремившись к лестнице на второй этаж.

Нетрудно было догадаться, что их целью было кафе, где иногда давали выпить чего-нибудь крепенького. Ане казалось, что она совершенно точно угадывает все поступки синеглазого. Она уже решила подняться следом за ним в кафе, шагнула на ступеньку, и тут сзади ее негромко окликнули:

— Плотникова.

Она обернулась.

В сереньком костюме при тонированных очках перед ней стоял папашка Штром, а рядом низкорослый мужчина, прятавший под пиджаком какой-то прибор — фотоаппарат, наверное.

— Поди сюда, Плотникова, — негромко, но очень требовательно сказал Штром.

С невероятным трудом она удержалась от грубости. Ей хотелось крикнуть: «А пошел ты к черту, сука!», но слова застряли у нее в горле, потому что ни к чему хорошему это привести не могло и надо было искать другие способы отвязаться от него.

Аня заставила себя улыбнуться и проговорила уверенно:

— Паспорт у меня с собой. И в нем прописка. Я прописалась.

— Знаю, знаю, — рассеянно ответил Штром. — Молодец, что прописалась. У меня к тебе небольшая просьба.

— А я в туалет хочу! — тут же придумала она отговорку. Штром чуть не подавился от смеха.

— Наши желания совпадают. Я тоже хочу в туалет. Но войти туда не могу, потому что он дамский.

Аня ничего не поняла, а Штром отвел ее в сторону, все время озираясь на двери женского туалета.

— Вот что, Плотникова. Зайди, пожалуйста, сейчас в туалет, там увидишь девицу цыганского типа, но она не цыганка… Розовое платье, красные туфли, а в руках черный кейс с номерным замком. Зайдешь и скажешь ей…

— А зачем мне это надо? — капризно спросила Аня.

— А затем, — раздраженно сказал Штром, — что, если ты этого пустяка не сделаешь, я тебе такую жизнь устрою — ведьмы в аду не позавидуют! Это ж ерундовая личная просьба — зайти и сказать от меня цыганке пару слов!

— Ну а все-таки, зачем? — поломалась Аня, чувствуя свою неожиданную значительность.

— Затем, что цыганка в туалете спряталась, сидит там два часа, а у нас ни одной инспекторши в юбке под рукой! Сколько мы тут торчать будем, до ночи, что ли?! Нет у нас времени.

Его напарник с фотоаппаратом под полой добавил, подбадривая Аню:

— Нам ее жареной взять надо.

Из этого пояснения Аня ничего не поняла, задание Штрома оказалось пустяковым, но следовало покапризничать.

— Я-то скажу, что вам надо, а вдруг она мне по морде? Да еще бритвой?

— Она так напугана, что мочится кипятком уже несколько часов, — быстро проговорил Штром. — И скажи, чтоб вылезала. От моего имени скажи. Никаких своих подельщиков она не дождется, никто у нее товар не примет и из сортира не вынесет. Чем быстрей выйдет оттуда, тем лучше. Она знает, что я свое слово держу. Иди. Ты тоже внакладе не останешься, за мной не заржавеет.

— Ладно, иду.

Неторопливо пошагав к туалету, Аня подумала, что от этой услуги всесильному папашке Штрому ее не убудет, а синеглазый парень из кафе еще не успеет уйти, пока она передаст неизвестной цыганке сообщение инспектора. И все это совсем даже неплохо, поскольку одна прописка от липучего приставания Штрома никого еще не спасала — тут же начнет привязываться насчет трудоустройства или учебы, а коль всего этого нет, то влетишь в тунеядки, на чем рижская жизнь может и закончиться.