Счастье Вениамина Л. - [3]

— Это не имеет значения, как вас зовут, — сказал он, вернувшись на свое место за столом. В голосе его звучало с трудом сдерживаемое торжество — то самое, что заставило его взметнуться на стол и запустить в него зубы. — Вы человек — вот что существенно.

— А вы кто? — вырвалось у Вениамина Л.

Господин за столом помолчал. Взгляд его круглых немигающих глаз, и без того неприятный, обдирающий, как зазубренным стеклом, исполнился горящей жестокой злобности.

— А мы пасюки, — сказал он затем. — Имеете представление о пасюках?

Голову, спину ноги до самых кончиков мизинцев — всего Вениамина Л. наждачно продрало морозной волной озноба. Пасюки! Крысы. Точно, точно, крысы, всем видом крысы. Но почему он оказался здесь, среди них? И почему они такие громадные, ростом с него? Если он человек, то крысы — это сидело в его сознании непреложным знанием — должны быть значительно меньше его. Даже если какие-то крупные экземпляры… ну так ведь не такие же!

— Думаете, пасюки — и такие большие? — будто считав его мысль у него с лица, проговорил господин за столом. — Вот именно. Такие большие. Это я вам и хотел объяснить. И не только большие. Но, как вы видите, и обладаем речью. Ясно вам что-нибудь?

— Но… но… почему вы такие большие? — запинаясь, выговорил Вениамин Л.

Губы господину за столом растянуло в сардонической ухмылке.

— Почему обладаем речью, вас не интересует, — сказал он. — Вас интересует, почему такие большие. Ладно! — прикрикнул он, не давая на этот раз Вениамину Л. ничего ответить. — Знаю, что вы мне скажете! Не желаю слушать! Послушайте меня! Слушаете?

— Да, конечно, как же, — суетливо выдавил из себя Вениамин Л.

— Мутация, — как впечатывая в сознание Вениамина Л. это слово, произнес господин за столом. — Феномен природы. Ее необъяснимая прихоть.

Он сделал паузу. Немигающий его взгляд выжигал Вениамина Л. своей кипящей злобностью, как автогеном.

— И вот при всем этом мы живем здесь, под землей, в подвалах! — вскричал господин за столом. — Почему? С какой стати?! Люди наверху, под солнцем, а мы здесь, в вони, тухлости, сырости! Мы что, мы должны мириться с этим?!

Вениамин Л. сидел перед ним, не смея открыть рта. Ему казалось, еще мгновение — и господин за столом вскочит, бросится на него, вопьется в горло…

Но тот так же резко, как взвинтил себя до крика, и вышел из него.

— Мы не собираемся мириться, — сказал он. В голосе его, нормальном по высоте, теперь появилась ледяная, бритвенная презрительность. — Подобное положение вещей нас не устраивает. Но мы бы хотели решить вопрос мирным путем. Цивилизованно. Дабы избежать ненужных жертв.

Вениамин Л. молчал. Смутно, будто вырисовываясь из тумана, в нем начало возникать понимание, чего хочет от него господин за столом, но он не хотел верить сам себе. А кроме того, это понимание было слишком смутно, — может быть, он все же ошибался, неверно расшифровал намерения своего собеседника.

Господин за столом, впрочем, не особо нуждался в его речах.

— Вы пойдете парламентером, — выдержав недолгую паузу, продолжил он. — Передадите наши предложения. Потом вернетесь, сообщите ответ. И снова пойдете. Будете ходить сколько потребуется. Мы, повторяю, хотим решить вопрос цивилизованно.

Пойти — и не возвращаться, лихорадочно забилось в голове у Вениамина Л. Сделать вид, что согласен, а самому сыграть собственную игру. Раз уж он человек, то и нужно быть с людьми.

— Не думайте только от нас сбежать, — вновь как считав с лица его мысли, сказал господин за столом. — Не выйдет! Мы вас достанем. Где угодно. И не думайте, что вы там, — он указал глазами наверх, — кому-то нужны. Нам нужны. С нами у вас перспективы. Будущее. А там, — он снова указал глазами наверх, — вы ничто. Никто. Что вы есть, что вас нет.

— Вы же говорите, я человек, — сумел разомкнуть губы Вениамин Л.

— Вы ник-то! — внятно, по слогам отчеканил господин за столом. — Ничто и никто! Чтобы быть кем-то, нужно иметь имя. Как ваше имя? Вы меня спрашивали, ну-ка ответьте сами: как ваше имя?

— Это вы меня сделали таким, — более вопросом, чем утвердительно, произнес Вениамин Л.

— Не все ли это равно! — поморщившись, ушел от ответа господин за столом. — Что бы вы ни выяснили, для вас уже ничего не изменится. Таким вам уже и жить. Хотя, — губы ему раздвинуло в плотоядной ухмылке, — мы умеем многое. У нас большие возможности. Это так.

— Но имя! Имя! — в отчаянии воскликнул Вениамин Л. — Как без имени? Без имени нельзя!

— Имя! — эхом откликнулся господин за столом. — Ладно. Будет тебе имя. Тебя звать… Уко!

Вениамина Л. всего передернуло.

— Я не знаю таких имен. Таких имен в природе не существует.

— Теперь будет, — вновь плотоядно ухмыльнулся господин за столом. — Твое имя — Уко.

До того, как наречь Вениамина Л., он неизменно обращался к нему на «вы», теперь, дав ему имя, он словно присвоил Вениамина Л., сделал своей вещью, и обращение на «вы» полностью утратило какой-либо смысл.

— Вы у меня отобрали имя, лишили памяти о себе! — Отчаяние, владевшее Вениамином Л., становилось все гуще, ядовитей, оно проникало в самую его глубь, заливало его, душило, он уже не мог справляться с ним. — Ради каких-то своих целей… ради… Подонки! Грязные мерзкие твари! Крысы!