Счастье рядом - [36]

— Рина сказала, что вы хотели со мной встретиться. Странно! Ведь мы даже незнакомы. Тогда я так неожиданно уснула, абсолютно ничего не помню. Видно, перехватила — день рождения все-таки...

— И часто это с вами случается?

— В смысле перехватить, что ли?

Андрей сказал, что вообще имел в виду образ ее жизни. Жека сразу переменила тон — вместо ноток игривости и кокетства в нем появилась заносчивость.

— Что вы меня совсем уж не знаю за кого считаете? Впрочем, мужчины о нас всегда думают хуже. Все они одним лыком шиты. Иной раз думаешь — он к тебе по-людски, а как узнает, что незамужняя — все мысли о том, чтобы сорвать — и в кусты. Будто, если женщина одинокая, то уж обязательно непорядочная. Это уж точно. Вот и в прошлый раз. Был на дне рождения у Рины Сергей Иванович. Поначалу показался самостоятельным, обходительный такой, а как выпили да разговорились — стал не лучше других. Что я, разве не порядочная, а он со мной, как с последней...

— Не надо давать повода...

Она посмотрела повлажневшими глазами и опустила их. Потом подняла с асфальта лист и принялась вертеть его в маленьких пальцах.

— Для чего вы хотели видеть меня?

— Просто так... поговорить.

— Говорить можно и с другой.

Андрей собрался с духом и твердо сказал:

— Не так вы живете. Не жаль вам ни себя, ни сына.

Жека побледнела, ноздри округлились, но возразить ей не пришлось: Андрей начал говорить резко и убежденно, передавая все подробности той злополучной ночи, вспомнив и о глазах ее сына, отражавших недетские страдания, и о голой ноге Жеки, торчавшей из-под одеяла.

Она низко опустила голову: уперлась подбородком в ладонь, по щекам поползли слезы. Андрей не утешал. Он откинулся на спинку скамьи и жадно курил. В небе по-прежнему плыл зеленый бушующий остров, он все так же врезался в белые облака и с неослабевающей силой рвался в голубой простор. Редкие листья не выдерживали ветра и летели прочь, перегоняя друг друга, чертя воздух замысловатыми кривыми линиями. Желтые и зеленые, мертвые и живые. Одному крупному и удивительно круглому листу никак не удавалось преодолеть порывы ветра. Он долго кружил в вышине и вдруг устремился вниз, но и тут его подстерегало препятствие. Он упал на голову проходившей по аллее женщины, на ровный пробор, разделявший гладко расчесанные волосы. Женщина небрежно смахнула его рукой и, делая вид, что не заметила Андрея и Жеку, пошла вперед, гулко отстукивая каблуками по асфальту. Андрей посмотрел ей вслед, узнал Розу Ивановну, которая, очевидно, возвращалась после обеденного перерыва. Жека еще ничего не рассказала о себе. Она продолжала крутить пальцами опавший лист и о чем-то думала. Но вот ее голос, звучавший теперь глухо и тихо, начал рассказ о нехитрой, но плохо прожитой жизни...

— В общем, докатилась, и жизнь мне не мила и ничего хорошего от нее не жду. Каждый, кому не лень, плюет в лицо. И я плюю на всех! Напьюсь — и на душе становится праздник. Имею я на него право, на праздник-то!?

— Куда веселее жить, если каждый день — праздник.

— Вот я и говорю... — оживилась Жека.

— Я не о том. Настоящий праздник — работа.

Жека глубоко вздохнула.

— Работа... На работу меня никто не берет, да и наработалась я уже. Не нравится мне эта столовская жизнь. Мне бы на фабрику, швеей. Я ведь еще пацанкой рукодельничала. Только все это пустой разговор, не возьмут меня никуда — в трудовой книжке пять увольнений по сорок седьмой.

— И все-таки надо работать, — сказал Андрей. — Хотите, я попробую помочь? Поговорю с людьми...

На какое-то мгновение взгляд Жеки сосредоточился, стал серьезным. На лбу обозначилась поперечная морщинка. Видно было, что она раздумывает — не принять ли ей и впрямь такое решение, не взять ли себя в руки. Потом сказала:

— Сколько ни бейся — все как рыба об лед. Так и сдохну.

С этими словами Андрей согласиться не мог. «Люди не умирали, от поколения к поколению передавалась их физическая связь, они жили вечно, в своих делах, хороших и плохих. Все, что сделал человек, продолжало жить и после его смерти. А дети! Не мы ли повторяем своих отцов и матерей не только во внешних чертах, но и в их привычках, характерах, в их упорстве, борьбе или слабодушии, в добрых или злых началах, не мы ли передадим эти качества тем, кто будет жить после!»

— Равнодушие к жизни — последнее дело, — заговорил Андрей. — Надо думать о людях, которые окружают вас.

— О людях!.. Ничего я не видела от них хорошего.

— Это не так!

— Так. — На глазах Жеки снова показались слезы, и она начала говорить нервно, сбивчиво. — Так! Я любила, верила, а что получилось? Люди только о себе думают, и нет мне до них дела!

— А сын?

— Разве я о нем не думаю? Он обут-одет, в школу ходит... Воспитываю не хуже других. Я только и живу для него.

— Плохо живете, Жека. Может, не мне вас учить, только ничего путного из вашего сына не получится. Очень плохой для него жизненный пример. Надо начинать с себя — будет все хорошо у вас, вырастет и сын человеком. Не сумеете найти своего места в жизни — оставите о себе плохую память.

Жека хотела возразить, но раздумала. Она достала из кармана пальто пестрый, аккуратно сложенный платок, поднесла его к глазам и отвернулась. Ветер сбил на ее затылке волосы, бросил их на лоб, но Жека не замечала этого, она словно вглядывалась куда-то в даль нескончаемой, шумящей листвой аллеи. Потом встала, протянула Андрею руку и побрела медленной усталой походкой, сильно сутуля спину.