Счастье рядом - [30]

Кондратов помолчал; не докучал ему вопросами и Андрей. Он почувствовал вдруг, как потянуло его в привольный лесной край, где прошли детство и юность. Он еще не бывал на Уве, неизвестным для него оставался далекий Лесоозерск. Вот бы где — среди простых и работящих людей — нашли себя людочки и риночки. — Может быть, и права была Александра Павловна в своем последнем разговоре с ним.

Неожиданно для Федора Митрофановича Андрей сказал:

— Вчера я случайно попал в болото.

— Никак бредишь?

— Нет, вы послушайте. — И Андрей рассказал обо всем, что ему пришлось увидеть накануне.

— А муж-то у нее где?

— Мать-одиночка.

— Да-а... — протянул Кондратов. — Ты правильно решил — поговорить с ней надо. Только вряд ли поможет один разговор. Надо бы определить ее в коллектив. Статейку написать тоже не худо. Можно и фамилию не называть, все равно задумается, и не одна эта мамаша. Так ведь?

Андрей кивнул. Не в первый раз он ловил себя на мысли, что в беседах с Кондратовым как бы проверял верность своих собственных суждений. И сейчас ему вдруг захотелось поговорить с ним о самом важном, рассказать об Иринке, о Сперанском. Он долго подыскивал слова, которыми было бы удобнее начать разговор, и, наконец, кажется, нашел их, но в прихожей зазвенел телефон.

В комнату заглянула Аля. Она игриво сообщила о том, что Андрея просит очень симпатичная женщина с приятным голосом.

Стараясь быть спокойным, Андрей вышел в коридор. Немного помолчав и собравшись с духом, он сказал, наконец, «алло», но, к большому удивлению, услышал в ответ голос не Ирины, а Татьяны Васильевны. Она справилась о его здоровье, спросила, какая нужна помощь, — местный комитет обязан заботиться о больных — пожелала быстрее выздоравливать.

Когда Андрей вернулся в комнату, он все еще слышал ободряющий голос Татьяны Васильевны. Ее участие и ее беспокойство были для него сейчас самым важным. Они рождали веру в новые, еще не пережитые, но непременно радостные дни.

Глава пятая

1

Ирина и Сперанский жили в богато обставленном номере центральной гостиницы. Было здесь и пианино. Это радовало Ирину.

Город казался ей неприветливым и мрачным. За окном не переставая моросил дождь.

Ирина неторопливо прикасалась к клавишам, которые, мягко опускаясь, рождали печальную мелодию.

Вошел Сперанский. Он прикрыл за собой дверь, стряхнул с плаща капли дождя.

— Вот тебе и времена года! Настоящий октябрь, который в этой дыре именуется июнем.

Ирина, не переставая играть, повернула голову.

— И чего ты наводишь грусть? — раздраженно спросил Сперанский. — Нельзя ли что-либо аджитато? —Он пригнулся к клавиатуре, и в комнате бравурно зазвучал моцартовский «Турецкий марш».

— Наши дела не так уж плохи! Я просто не ожидал, что будут так принимать. Вчерашний концерт прошел великолепно. Здесь удивительно музыкальная публика. А цветы! Преподнесли корзину цветов! Очень мило! Сперанский ходил по комнате, восторгаясь своим успехом, а Ирина безучастно смотрела в окно.

— Ты знаешь, оказывается, концерт записывали на пленку, и сегодня мне еще предстоит побывать в радиостудии. Никак не мог отговориться — уж очень просили сказать несколько слов о гастрольной поездке... Ну что ж, я готов! О ней я могу говорить до греческих календ. Ну чего ты молчишь, Ириша? Разве тебе все это не интересно?

— Нет, почему же?.. Мне просто немного странно слышать твои восторги. Ведь ты же большой музыкант...

— А разве не должно быть приятно, когда твое искусство ценят?

— Все это так, но все же...

— Что все же?

— Главное — музыка.

— Музыка, музыка! — закипятился профессор. — Не забывай, дорогая, что она дает нам и хлеб с маслом, и это, и это, и это!.. — Он нервно замахал руками, указывая на золотой браслет Ирины, на ее клипсы, на богатое убранство номера. — Без всего этого музыка звучала бы похоронным маршем! Ты помнишь: Лист говорил бьен у рьен — хорошо или никак. Так я предпочитаю — хорошо!

Не желая продолжать разговор и как бы подчеркивая это, Ирина достала с крышки пианино листок бумаги и передала его Сперанскому.

— Тебя спрашивала какая-то девушка. Просила позвонить по этому номеру.

— Какая девушка?

— Она назвалась Зоей.

— Это имя мне ни о чем не говорит. Наверное, студентка. Будущие музыканты всегда тянутся к нам, людям искусства. Это понятно. — Сперанский прошелся по комнате, развязывая галстук и делая вид, что с этим разговором покончено.

— Мне показалось, что эта девушка знает тебя хорошо или... даже родственница.

— Ну это уж чепуха, — вновь раздражаясь возразил профессор. — Какие у меня могут быть родственники здесь, в этом провинциальном...

Договорить Сперанскому не дали настойчивые трели телефонного звонка.

— Какая Зоя? — небрежно спросил он. — Ах вот как! Какими судьбами? Да, еще побуду. Нет, ко мне неудобно. Давай лучше встретимся где-нибудь в сквере или в кафе...

Профессор опустился в кресло и некоторое время сидел мрачный и задумчивый. Только что ему позвонила дочь, родная дочь, о существовании которой он знал, но никогда не видел ее. С тех пор, когда она родилась, прошло двадцать лет. Ровно столько, сколько он не был в этих краях. И вот теперь ему звонила дочь, взрослая дочь, о жизни которой ему ничего не было известно. Скорее всего она такая же недалекая, как ее мать. Если бы он не уехал тогда в Москву, он никогда не достиг бы того положения, которое имел теперь. Но как сказать обо всем этом Ирине? Хорошо, что она молчала, ни о чем не спрашивала. Это была, пожалуй, самая хорошая ее черта. Ирина никогда не проявляла любопытства.