Счастье рядом - [26]

Андрей представил себе Татьяну Васильевну, высокую, стройную, ее прямую походку и подумал: «А что, если действительно перехватить деньжат у Жизнёвой? Купить папирос, позавтракать и, вообще, дотянуть до получки. У нее всегда водятся деньги». И все-таки он сразу же отбросил мысль о том, чтобы занимать у Жизнёвой. Он и сам не объяснил бы, почему с такой просьбой не мог обратиться именно к ней...

Андрея отвлек Мальгин. Он налег на край стола, прижал руки к груди и, заглядывая в глаза, спросил:

— Может, займешь у Бурова? Его оклад — три твоих.

— Слушай, иди ты к дьяволу!

Андрей, наверное, послал бы назойливого собрата еще дальше — столько злости и нетерпения было в его взгляде, но как раз в это время он скорее не увидел, а почувствовал, как кто-то заглянул в приоткрывшуюся дверь. Татьяна Васильевна. Ее веселый голос.

Она распахнула дверь и остановилась, прислонясь спиной к косяку.

— Воюете, а очерка все нет?

— Зато есть мы! Входите, Татьяна Васильевна! Милости просим! — затараторил Мальгин.

Сославшись на то, что Широкову нельзя мешать, — его передачу ждали в студии, и к тому же он сегодня дежурил, — она некоторое время в нерешительности постояла в дверях, потом уступила просьбам, вошла.

Все трое заговорили, перебивая друг друга — о разном, стараясь блеснуть красноречием и шуткой. Мальгин не преминул спародировать оговорки, которые случились в это утро у дикторов. Жизнёва в ответ на одном дыхании процитировала длинную неуклюжую фразу из сельскохозяйственной передачи.

— От такого стиля может язык сломаться.

— У Розы Ивановны — факт, — согласился Мальгин, — сплошной бурелом!

— А у вас? Хоть бы сдавали вовремя. И когда я буду записываться?

Закончился разговор бесцеремонными намеками Пети на то, что, имей они папиросы, Андрей давно бы закончил писать.

Когда дверь за Татьяной Васильевной закрылась, Андрей, возмущенный болтовней Мальгина, грохнул по столу кулаком и назвал его балаболкой. Однако это на Мальгина не подействовало. Он только хихикнул.

— Эх, Андрей Игнатьевич, хороша баба — Танечка! Засохнет она без мужа. Говорят, поехал в Харьков счастья искать.

Андрей сделал вид, что не слушает Мальгина, да и в самом деле перо его продолжало бежать по бумаге, а тот все наговаривал.

— Засохнет Танечка, если не подвернется какой-нибудь хлыст. Это уж точно. А подвернется — будет все в порядке... Физиология.

Андрей сжал кулаки и шагнул к Мальгину, но в это время в комнате снова появилась Татьяна Васильевна. В руках ее были бутерброды с колбасой и пачка «Беломора».

— Вот вам, не умирайте!

Мальгин и Широков растерянно посмотрели на Жизнёву. Однако Петр Петрович быстро нашелся. Схватив пачку папирос, оборвал уголок и преподнес Андрею. Андрей отказался и от папирос, и от бутерброда. Но Жизнёва и слушать не хотела. Она приказала есть и не разговаривать и пригрозила принести еще. Повернувшись на одной ноге, она исчезла так же внезапно, как появилась.

— Вот это баба! Класс! Тебе бы такую жену — жил бы, как у Христа за пазухой, — выкрикивал Мальгин, откусывая большие куски булки с колбасой.

— Чего не ешь? Чайная, свежая! Ых!..

Андрей взял папиросу, закурил и сел за стол. После первой затяжки он удивился тому, что не почувствовал особого вкуса табака как прежде, когда курил после долгого перерыва.

Немного спустя к горлу подкатила тошнота. Такого состояния он не испытывал давно. Обычно не хотелось курить, когда он заболевал. «Уж не простудился ли вчера на пруду?» Андрей бросил недокуренную папиросу в пепельницу и принялся было за очерк, но сосредоточиться не мог. «Татьяна Васильевна!.. Она от самой жизни... от самой хорошей... И еще о чем-то говорил Мальгин... Хорошая жена!»

4

Оператор Яснов торопливо укладывал в машину шланги и микрофоны. Проходивший мимо Андрей буркнул:

— Опять собираешься в последний момент, ясноглазый юноша!

— А, Андрей Игнатьевич, привет! Чего-то вид у тебя невеселый. Может быть, махнем на концерт? Развеселимся...

— На какой концерт?

— В филармонию, лауреата записывать. Есть на свете такой профессор Сперанский. Не слыхал?

— Сперанский!

— Он самый. А что?..

Андрей вспомнил утренний телефонный разговор. Это неприятное объяснение состоялось именно с ним — дежурным по радиокомитету. Профессор просил включить его пятнадцатиминутную передачу в вечернюю программу. По мнению Сперанского, она должна была явиться своеобразной прелюдией к его гастролям в городе. Широков отказал — вежливо, но твердо.

И не потому, что эта небольшая передача была бы всего лишь рекламой и не могла удовлетворить радиослушателей. Расписание передач было утверждено заранее, и в нем не выкраивалось ни одной лишней минуты. Сперанский вскипел:

— Я лауреат международных конкурсов! Профессор! Возглавляемая мной школа музыкантов известна всему Союзу! Я буду жаловаться, и, смею вас заверить, это так не пройдет!

Но Широков стоял на своем: «Порядок есть порядок»...

Вспомнив все это, Андрей неожиданно согласился поехать с Ясновым. Ему очень захотелось вдруг взглянуть на заносчивого пианиста.

— Аллюр три креста! — скомандовал Юрий, и веселый шофер Яша с прибаутками и солеными остротами бешено погнал по улицам.