Счастье приходит летом - [12]

— Я тоже, — парировал Майкл. — Я сюда не загорать приехал, крошка. У меня очень важная работа. — Он так резко поставил бутылку на стол, что немного вина выплеснулось. В следующее же мгновение Майкл, казалось, пожалел о том, что выказал свое раздражение, и кое-как выдавил из себя улыбку.

— «Я сюда не загорать приехал, крошка», — передразнила она с такой же притворной улыбкой, как и его.

— А тебе это не помешало бы: ты бледная, как привидение. И к тому же кожа да кости. Ты вообще когда-нибудь ешь?

Майкл разглядывал Джоанну так, что ей стало неудобно. И вдруг она почувствовала странное желание швырнуть банку — вместе с мясным рагу и открывалкой — в его загорелое, наглое лицо. Но сдержалась.

— Спасибо, — только и сказала она. — Ты всегда умел делать комплименты. — Она вывалила рагу в кастрюльку и поставила ее на конфорку.

Майкл стоял совсем близко, и это действовало ей на нервы. Казалось, между ними образовалось электрическое поле, и когда они случайно прикоснулись друг к другу, то отпрянули в стороны, будто их обоих ударило током.

Наконец Майкл нарушил молчание.

— Как ты жила все это время? — спросил он таким небрежным тоном, будто хотел поиздеваться.

— Превосходно! — буркнула она. — А ты?

— Отлично! — Он будто ужалил ее в ответ. Джоанна выгребла свой наспех приготовленный ужин в тарелку.

— Значит, ты жил отлично, а я — превосходно, но это не решает нашей проблемы. Как ты считаешь? — Сказав это, она повернулась на каблуках и направилась в столовую.

Минуту спустя к ней присоединился Майкл. Он так небрежно вез сервировочный столик на колесиках, что посуда на нем подпрыгивала и бренчала. Джоанна посмотрела на тарелку с мутноватым супом и пришла к выводу, что ни один из них сегодня не получит приличного ужина.

Резким, нервным движением Майкл поставил на стол свою тарелку и налил в бокал вина. Потом он сел за стол и, не прикоснувшись к еде, стал пристально глядеть на Джоанну. Ей стало не по себе.

— Ты что, не будешь есть? — спросила она. Он не отвечал, но и не отводил от нее взгляда.

Стараясь не смотреть на него, Джоанна ела и глядела по сторонам.

— Послушай, Джо, давай не будем пикироваться. Какой в этом толк? — наконец произнес он примирительным тоном.

— Полностью с тобой согласна.

— Что, если мы оба тут останемся? — спросил он, глубоко вздохнув.

У Джоанны чуть не выпала из рук ложка.

— Ты что, серьезно?

— А что еще делать, черт возьми? Мы оба по праву приехали сюда, и ни ты, ни я не хотим уезжать.

Чувство тревоги пронзило Джоанну.

— Это невозможно!

— Почему? Мы взрослые люди.

— И что это должно будет означать? — занервничала Джоанна, ведь они уже не были восторженными юнцами, для которых совместное пребывание под одной крышей значило бы непомерно много.

— Это значит, что мы должны так рассчитать свое время, чтобы не путаться друг у друга под ногами. Конечно, твой мальчик — это дополнительные трудности, но…

Тут Джоанна взорвалась, несмотря на свое решение оставаться вежливой:

— К твоему сведению, у моего сына есть имя! И с тобой ничего не случится, если ты его запомнишь!

— Ладно, Джо, успокойся! — отрывисто произнес он. — Я не хотел тебя обидеть.

— Уж конечно!

Несколько мгновений воздух словно сотрясался от гнева, но постепенно все успокоилось, как будто улеглось облако пыли. Однако теперь Джоанна была уверена, что это только внешнее спокойствие. Они старались вести себя дружелюбно, а сами были как голые провода, и это путало ее.

Видит Бог, шесть лет назад у нее появилось достаточно причин, чтобы злиться на него. Как же бесчестно он поступил по отношению к ней! Так убедительно играл в любовь, столько наобещал, понимая при этом, как она неопытна и впечатлительна. Бесчестно, бессердечно Майкл заманил ее в круговорот чувств, не переставая при этом втайне встречаться с Банни. Ложь и обман, прикрытые показной искренностью, неуважение к ней — вот что больше всего оскорбляло Джоанну. Да, она была уничтожена, когда узнала, что на самом деле представляет собою Майкл Мелоун. Ей еще не приходилось так горько плакать, как в ту ночь. Но когда пришло утро, она поняла, что рассержена. Ужасно рассержена.

Должно быть, это к лучшему, подумала Джоанна. Для нее гнев стал чем-то вроде защитного панциря, благодаря которому она смогла выстоять. Однако боль и унижение так и не ушли. Они всегда были в ней вперемешку с гневом, в бурлящем потоке смятенных чувств. Гнев и спас ее — не позволил предаться печали и заставил шагать в будущее, хоть и с горечью в душе.

Но Джоанна не смогла бы жить дальше с этой болью. Она вышла замуж, пошла работать, нужно было научиться готовить и вести хозяйство, а потом родился Кэйси. Гнев уступил место всему хорошему, что появилось в ее жизни. И вот теперь она начала сомневаться: действительно ли гнев ушел или просто новая жизнь отодвинула его на второй план? Могут ли горькие чувства исчезнуть только потому, что тебе этого хочется? Или же они прячутся в темных уголках души, дожидаясь своего часа?

Джоанна попробовала рагу — на вкус оно напоминало опилки. В ледяном молчании Майкл взял хлеб с маслом и откусил кусочек.

— Наверно, я всю жизнь буду жалеть об этом, — неохотно произнесла она. — Ну ладно, давай попробуем.