Счастье - [31]

Профессор изумился необычайной перемене, которая случилась с ним за последнее время, потому что еще в прошлом месяце он считал эту музыку проявлением одной из субкультур, которая придает особую колоритность Турции, а мнение, что эта тенденция будет постепенно усиливаться, он высказывал и на телевидении, и письменно. Что произошло? Все, что ему нравилось и воспринималось спокойно, стало неприятным и даже начало бесить? Неужели страх смерти может открыть дорогу для столь кардинальных перемен? Он не знал и понимал лишь одно: этой музыке не хватает искренности. В ней нет бескрайней задушевности традиционных народных песен, это действовало ему на нервы.

Профессор не стал портить парню настроение и не вмешался, когда тот с форсом вставил новую кассету. Доехав до узкой улочки в Каршияки, остановившись перед неухоженным домом, в котором жила мать, он дал парню намного больше, чем набежало на счетчике. Тот, подумав, что, должно быть, причиной такой щедрости стала музыка, на прощание прибавил громкости для дорогого клиента.

В Средиземноморье все матери незажиточного класса похожи друг на друга. Как и многие, мать Ирфана была согбенной женщиной с изможденным лицом, которое к тому же не украшал беспокойный взгляд: каждый день часами она думала об одном и том же. Обычно она сдерживала свои чувства, вот и сейчас, чтобы спрятать невыносимую радость, которую испытала от неожиданного визита сына, она кинулась ему на шею. Огромный Профессор обнял свою маленькую мать, которая доставала ему только до груди, поцеловал ее, царапая своей колючей щетиной.

Она жила так: делала намаз, встречалась с соседями, слушала вечерние новости, смотрела телевизионные передачи с сыном и, смущенно улыбаясь, принимала подарки, приходящие из города; самым большим увлечением в ее жизни было – экономить любым способом на всем, и когда она ходила на рынок, то всегда торговалась с продавцами, жалуясь на цены, которые те запрашивали. Из-за того, что в период менопаузы она не принимала никаких поддерживающих препаратов, ее кости стали ломкими, позвонки смещались. Как и все средиземноморские женщины, мать не следила ни за содержанием кальция в крови, ни за состоянием костей, и формы ее тела исказились: плечи опустились, талия скособочилась, а тазовые кости при движении гремели, издавая весьма неприятный звук. Профессора ужасало то, до какого состояния доводят себя женщины, в молодости гибкие, как лоза.

Вдыхая запах дома, в котором вырос, он подумал о том, сколько же лет здесь не был. Странная штука! Этот скромный дом был куплен отцом, внесшим когда-то свою пенсионную премию в качестве первоначального взноса. Он был вынужден всю жизнь выплачивать банковский кредит. А сын читал здесь книги и открывал для себя мир в безграничных мечтаниях. Первые проблемы полового пробуждения, непристойные картинки в журналах и как-то в начале лета купленный отцом в подарок за успешное окончание школьного года велосипед, старые шины которого постоянно лопались и их надо было заклеивать, а отец шлифовал их наждачкой и подкачивал. В эти последние счастливые годы они с Хидаетом по вечерам выходили, подняв парус, в открытое море на скромном суденышке; а порой целые дни проводили в кинотеатрах, пропитанных запахом дезинфицирующих средств, на неудобных креслах, поедая сэндвичи с черствым сыром и бодрящей газировкой… Сводящие с ума очереди кокетливых студенток, ждущих на Каршияки прибывающего парома, пересдача экзаменов, шпаргалки… Жарящиеся на противнях над кострами на морском берегу мидии… Лазейки, которые они находили в те годы безденежья, чтобы попасть на ярмарку и послушать бесплатно певцов, пристраиваясь к группе женщин среднего возраста, окликая их: «Мадам, мадам!» Когда те поворачивались, они продолжали что-то говорить им, делая вид, что идут вместе… Безбилетные поездки в городском автобусе… Предполагаемая любовь на всю жизнь… Все это были дары маленького родного дома, истинную ценность которых он осознал лишь спустя годы.

Отцовская железнодорожная форма все еще висела в старом скрипучем шкафу. В самом раннем детстве отец представлялся Ирфану красавцем в коричневой форме, в фуражке с околышем, но через много лет, лучше узнав жизнь, Ирфан понял, что безденежье рано состарило и согнуло отца. Впалые щеки, какие-то поникшие брови, трясущиеся губы – его отец был бедным, уставшим от жизни человеком. Это правда, с некоторыми людьми жизнь обходится безжалостно; в детстве он тоже получил свою порцию. В школе он не чувствовал себя комфортно рядом с детьми из зажиточных семей, и, должно быть, это стало причиной робости, которую он испытывает до сих пор, находясь в окружении богачей.

Рядом с людьми, родившимися в обеспеченных семьях и никогда в своей жизни не испытывавшими материальных трудностей, он чувствовал дискомфорт. Как бы ни был богат Профессор, в нем сразу узнавался человек, у которого было трудное детство. Бедные детские годы накладывают печать на всю дальнейшую жизнь человека. А например, Айсель, родившаяся в богатой семье, была совершенно другой. Айсель в любое время дня и ночи могла сказать кому-то из друзей: «Я без денег, оплати счет!», и это произносилось без всякой стеснительности, и даже могло быть воспринято как взбалмошное бахвальство. Для Ирфана поступить так было невозможно.