Счастье - [30]

Наливая еще один стакан, он сказал сам себе: «Парень, ты толкаешь речь! Это словоблудие, у тебя другая проблема. Признай свои страхи и расслабься!»

К нему подошла высокая, с изумительным, словно у горной газели, разрезом глаз бортпроводница и сказала, что, если он не против, капитан воздушного судна сочтет за честь принять его в кабине пилотов. Ему было не до этого, единственное, что ему хотелось, – остаться одному. Внутренний голос велел: «Откажись!», однако из уст вырвалось: «Хорошо!» Вместе со стюардессой они пошли в кабину пилотов. Летчики знали его по телевизионным программам и жаждали пообщаться.

Он с изумлением отметил, что кабина «Аэробуса 310» основательно оснащена электроникой. В рубку сквозь помехи поступали сообщения, понятные только пилотам, согласно которым те регулировали высоту и направление, не прерывая беседы. Профессор еще раз подумал о том, насколько же идет людям форма. Водители автобусов дальних рейсов тоже носили одежду, которая им шла, и солнцезащитные очки. Вот и пилоты «Аэробуса» выглядели с иголочки. У Профессора возник соблазн потянуть один из рычагов вниз и, нажимая на кнопки, координирующие полет, заставить самолет упасть. Он знал: если вывести «Аэробус» из-под контроля, вернуть его в прежнее состояние будет сложно, он скорее всего разобьется. Профессор задумался о том, что же заставляет человека двигаться прямо к смерти, невзирая на чувство страха перед ней. Это был очень сильный импульс. Гарсиа Лорка в своих стихах описал силу, которая подталкивает к смерти быка во время корриды. Находясь на вершине страха, люди бросаются вниз с Босфорского моста. Они испытывают необъяснимое внутреннее волнение, в последний раз поднявшись наверх…

Однако, как и следовало ожидать, Профессор, изучающий жизнь по книгам, не будучи человеком действия, вместо того, чтобы воплотить свои безумные мечты, с самым любезным и мирным видом перебросился с пилотами несколькими фразами о положении в стране – только и всего. Эти слова-клише обычно служат для того, чтобы связать друг с другом какие-нибудь две совершенно несовместимые глупости, от «Мы – не люди» до «Мы – бесподобная нация!». Профессор постарался побыстрее закруглиться, чтобы успеть перед посадкой опрокинуть еще стаканчик.

В аэропорту он поменял 5 тысяч долларов из снятых в банке 72 тысяч, остальные спрятал во внутренний застегивающийся карман, а турецкие лиры частью положил в кошелек, частью распихал по карманам.

Когда самолет начал снижаться над измирским аэропортом Аднана Мендереса, он подумал, что, может быть, за прошедшие тридцать лет город изменился и так же, как и он сам, потерял свою детскую чистоту. Измир быстро утрачивал свою уникальную атмосферу, его подтачивала анатолийская мучительная история, и он превращался в уродливую, покрытую сусальным золотом, старую икону. Пожалуй, в первый раз после Дарийских войн Средний Восток подвергался такой волне нашествий. Печать колоссальных изменений коснулась всех мест Ионии и Месопотамии. Курдская война, которую Генштаб характеризовал как «конфликт низкой интенсивности», повлекшая тысячи смертей на юго-востоке, привела к миграции сотен тысяч этнических курдов на запад страны. Население из выселенных и по большей части сожженных трех тысяч деревень устремлялось на побережье Средиземного и Эгейского морей.

Профессор Курудал к первым слухам – о выселении и сожжении деревень отнесся с подозрением, однако впоследствии, увидев информацию об этом в рапортах Контрольной комиссии Министерства страхования, поверил, что это правда. Размышляя, он говорил:

– Как жаль, что борьба с терроризмом может проводиться только такими методами! Хорошо бы подобного не происходило, однако каждое государство имеет законное право защищать себя от вооруженных восстаний.

Он сел в такси, чтобы доехать до Каршияка. Водитель, смуглолицый, с тонкими усиками молодой человек, всю дорогу ловил каждое слово Профессора, пожирал «старшего брата» глазами, ему страстно хотелось узнать, что же будет дальше с экономикой, как не переплачивать за бензин; а еще – «вот, я установил на машину газовый баллон, однако сейчас и на газ цены растут с каждым днем, что делать, а вот интересно, старший брат тоже пользуется газовым баллоном; конечно, брат все говорит правильно, надо не курить, но хоть в этом есть какое-то утешение; хочет ли брат послушать музыку; есть новые музыкальные кассеты, а у него в машине, словно у девчонки, стоит магнитофон «Пионер», о Аллах, Аллах!»

Он включил на полную громкость концерт музыкальных арабесок. Стонала скрипка, бубнам и барабану вторила зажигательная арабская свирель, навязчивая музыка била по нервным окончаниям. Профессор едва сдерживался, чтобы не потерять остатки спокойствия и самообладания. Он думал, что ни одному нормальному человеку в мире не может нравиться такая музыка, потому что в ней нет гармонии: вместо красивого тембра в ухо слушателю резко, словно отвертка, вкручиваются пронзительно ревущие звуки. Профессор не занимался социологией музыки, однако был уверен, что такая музыка наилучшим образом иллюстрирует процесс распада страны. Блюз, фаду, танго, блатная ребетика – сдавленный крик, в них есть искренность и душевность. Но называемая арабесками музыка мигрантов не слышится стоном раненого, это фальшивые вопли человека, который делает вид, что он ранен. Самые известные исполнители арабесок прогуливались, выставив волосатые груди в шелковых рубашках нараспашку, нацепив блестящие «ролексы», садились в спортивные «мерседесы» и с воплями: «Я умираю, погибаю!» орали свои похоронные песни. Эти звуки нельзя считать музыкой. Это было лишь одной из особенностей Среднего Востока, стилем жизни, в котором сплелись скользскость, мошенничество, обман, ложь, угнетение слабых, низкопоклонство перед сильными.