Счастье - [25]

Потеряв терпение, Санька яростным рывком подняла и водрузила перед самым ангельским носом сначала набыченного Петьку, потом хихикающего Пашку.

– Ненастоящий, накрашенный, – скучно протянул Петька и отвернулся.

– Он дышит! Он не скульптура! – завопил Пашка и в восторге двинул ангела кулаком по ребрам.

Незаметным движением мим перехватил Пашкину руку, а самого Пашку подкинул над головой, поймал, перевернул, отчего из карманов высыпались камушек, пружинка, а также украденный у Петьки рубль, и прямо так – кверху ногами – вручил ошарашенной Саньке с видом галантного кавалера, дарящего даме охапку роз.

Потом уселся в ту же картинную позу и замер, опустив напудренные ресницы. Только рука в белой перчатке, словно тайком от хозяина, приподнялась и показала один за другим три пальца: «Раз, два, три»…

Но ждать три дня ему не пришлось. После бессонной ночи Санька сомнамбулически отвела детей в садик («Ты опять идешь к бабушке?» – «Нет, к ангелу». – «Я тоже хочу!» – «И я!» – «Да на работу я, на работу, отстаньте!») и медленно пошла туда, где вчера бушевал парад уличных артистов.

Опустевшая набережная была безлюдна и грустна, как всегда после шумного праздника. Только городской сумасшедший с волосами, крашенными хной, отжимался на газоне. Санька рассеянно скользнула взглядом по его узловатым загорелым ногам, потертым джинсовым шортам, которые он носил даже зимой. И вспомнила, как давным-давно этот спортивный старичок показывал двойной тулуп на школьном катке, что-то азартно объясняя им, двум хихикающим девчонкам, и уже тогда, пятнадцать лет назад, казался безумно старым…

Белая тумба, на которой вчера красовался наглый ангел, разумеется, пустовала. Санька увидела это издалека и облегченно вздохнула. Но зачем-то подошла и даже остановилась, облокотившись о чугунную ограду набережной. Над рекой стояли громадные облака, у берега дремал корабль, две чайки кружили над облезлым шпилем речного вокзала.

Санька зевнула, потянулась, закинув руки за голову, и с ужасом отпрянула, задев кого-то локтем. Белый мим стоял почти вплотную к ней, потирал ушибленную скулу и улыбался своей ослепительной, слегка снисходительной улыбкой.

– Ты всегда к людям так подкрадываешься?! – возмутилась Санька.

Осторожно, двумя пальцами, мим приподнял дешевый медальон, висевший у нее на груди.

– Твое сердце так стучит, что украшение подпрыгивает…

– Обязательно используешь это в своей следующей пантомиме!

– Совершенно необязательно.

Он говорил спокойно, без всякого вызова, и Санька, уже набравшая воздуха для очередной язвительной фразочки, которые привыкла выставлять вокруг себя, как копья, вдруг онемела. И сделалась беззащитной.

К счастью, в этот момент у нее в кармане заворчал и заворочался поставленный на вибрацию телефон. Она потянулась, чтобы ответить, и буквально не успела моргнуть, как телефон оказался в руках мима, а в следующее мгновение полетел, продолжая вибрировать, по красивой, словно прочерченной циркулем дуге и булькнул в воду.

– Какого…

– Еще вчера заметил, как он тебе мешает.

– А если…

– Что-то важное ты узнаешь и так.

– Ты просто безответственный придурок! Одно слово – мужчина! А у меня – дети! Мне выживать надо, работать. Может, это был заказ. А вам все равно! Ради красивого жеста по трупам пойдете!

– Трупов за мной не числится, – засмеялся мим. – И ты без телефона не умрешь, поверь.

Он крепко взял ее за руку и зашагал куда-то как человек, имеющий цель. В первую секунду Санька обрадовалась. Потом, конечно, испугалась. Потом заметалась, пытаясь вырваться…

Но сначала – обрадовалась. Это она хорошо запомнила.

Хватка у него была железная. Санька никак не могла освободиться и начала злиться, чувствуя глупость своего положения.

Не останавливаясь, мим покосился на нее то ли сочувственно, то ли насмешливо. Санька и после, уже зная его лицо лучше, чем свое, так и не научилась отличать в нем серьезность от игры. И всегда подозревала издевку там, где, возможно, было простое человеческое участие, в котором она так нуждалась.

Санька наконец выдернула руку и бросилась прочь.

– Я не буду догонять, – сказал он, не повышая голоса. – Но я подожду.

– Зачем? – заорала Санька, круто разворачиваясь.

И в этом крике вдруг прорвалось столько застарелой боли, что Санька захлебнулась, споткнулась и – ей показалось – перестала существовать, мгновенно погребенная под тяжестью всей своей жизни.

Она не видела, как он оказался рядом. Просто в ту же секунду крепкие руки взяли ее за плечи, слегка встряхнули, словно котенка, и вернули обратно в мир.

«Неужели настоящий?» – испугалась Санька, которую, как порывом ветра, обдало его силой.

Она уже давно не позволяла себе таких мыслей. Точнее, она каждый раз так думала, а потом зарекалась и пыталась перестать надеяться.

«Нет-нет-нет, я все это уже наизусть знаю. Ха-ха. Настоящий? Клоун, актер – и настоящий? Смешно! Да он сам не знает, где он, а где его роль…»

– Выключи эту заезженную пластинку, – улыбнулся он. – Выключи и выброси.

– Что? Ты телепат? Ха-ха!

– Эти мысли… – он взмахнул руками, будто белый голубь пролетел над ее огненной макушкой, – одни и те же у всех несчастных женщин. «Верю – не верю». «А что потом?» «Да-да-нет-нет».