Счастье - [24]

Они даже не бросились сразу звонить Саньке, как поступали во всех трудных ситуациях. Ведь Санька, бесконечно воюющая с собственной инфантильностью, с самого детства умела быть взрослой, когда дело касалось сестры.

Они не позвонили ей ни назавтра, ни через неделю.

И некому было удивляться, некому умирать от волнения, что телефон ее день за днем недоступен. Выключен. А то и вовсе выброшен в реку. Чьей-то сильной рукой в белоснежной перчатке.

Глава девятая Ангел

Она увидела его издалека. Да и трудно было не заметить такое диво. Сидит в позе менестреля на белой каменной тумбе, поигрывает веточкой жасмина, крылья свешиваются до земли, а набеленное лицо отрешенно и неподвижно, как у сфинкса.

Веки лениво прикрыты, только ресницы подрагивают. Но взгляд – совсем не сонный: живой и повелительный. Этот взгляд выхватил огненную Саньку из пестрой фестивальной толпы, подцепил ее, словно рыбешку, и повел – осторожно и уверенно, не отпуская.

И она пошла к нему, послушная, сразу же сдавшаяся, холодея и обливаясь потом, на ватных ногах, все ближе и ближе, не в силах отвести глаза.

«Клоун, – бессмысленно сопротивлялась Санька, – con de mime, чего уставился? Мало мне в жизни веселья, еще шуты всякие будут пялиться…»

Она прошла мимо цветного шатра, куда сбагрила на представление Петьку с Пашкой, машинально посмотрела на часы в телефоне («Не пора ли забирать?»), тут же забыла, посмотрела опять, не понимая, что и зачем пытается сделать.

Прошла мимо ярмарочных рядов, где планировала побродить, вырвавшись от детей.

Миновала кафе, в котором еще в начале этой тяжелой (как любая другая) недели обещала себе стаканчик латте. Снова глянула на часы – и опять ничего не увидела, лишь на мгновение передохнула от взгляда, в котором, как соляная кукла в воде, растворялась ее воля.

«Куда меня несет? – успела подумать Санька в эту секунду. – Только клоунов-гипнотизеров мне не хватало!»

И обреченно двинулась сквозь толпу по невидимой проволоке, натянутой между ней и вычурным типом, который милостиво позировал фотографам, поигрывая веточкой жасмина, а сам не сводил с нее глаз, полуприкрытых обманчиво сонными, длинными-длинными ресницами.

Поравнявшись с белой тумбой, на которой тот сидел, Санька сделала движение, чтобы пройти мимо. Она до последнего надеялась, что наваждение рассеется и ей останется лишь смутная горечь. И привычное выживание. День за днем.

Стремительно и плавно, с ненатужной грацией хищника мим спрыгнул с тумбы и вырос прямо перед ней. Высокий, выше Саньки на полголовы, неподвижный и готовый к очередному прыжку. Он смотрел на нее в упор и улыбался этой своей непереводимой улыбочкой, которая потом… Но это потом.

А пока Санька нахмурилась и попыталась обойти неожиданное препятствие. Он засмеялся и поднял оба крыла, беря ее в кольцо, ограждая от всего мира, но не прикасаясь.

И город пропал, исчезли здания и люди, запахи и звуки, осталось только солнце прямо над головой. И этот взгляд – прямой и спокойный. Слишком спокойный и слишком прямой.

Неожиданно для себя Санька заговорила первой:

– Дай пройти.

Мим опять рассмеялся, медленно, по одному, оторвал от своей ветки три цветка и протянул Саньке:

– Раз, два, три. Три дня я буду ждать тебя. На этом месте. Потом уеду.

– Нет! – закричала Санька. – Не надо! Я не хочу! Я хочу одиночества и свободы.

– Раз, два, три, – повторил он, не меняясь в лице.

Потом легко запрыгнул обратно на свою тумбу и замер. Локоть на колене, чеканный профиль, крылья до земли. Изваяние.

Чувствуя себя полной дурой, безобразно счастливой дурой-восьмиклассницей, на которую обратил внимание красивый десятиклассник, Санька повернула обратно, поглазела (ничего не увидев) на ярмарку, даже выпила кофе в своем заветном кафе, забрала взбудораженных детей из шапито…

И все это время в голове у нее крутилась завороженная карусель, отделявшая от мира, как крылья белого мима:

«Не надо мне ничего… Еще одни разрушительные отношения… Теперь все будет по-другому… Наследственная любовь к ангелам… Ничего не надо… Еще один… Но ведь теперь – Ангел, черт побери!»

Одни и те же мысли проносились в обморочном тумане, исчезали, возвращались опять, словно разноцветные кони, на которых, взлетая и опускаясь, плыли перед ее невидящим взглядом надутый Петька и счастливый Пашка, плыли, поднимаясь в седле, скрываясь за поворотом, оборачиваясь через плечо, помахивая капающими стаканчиками мороженого, что-то покрикивая, окликая…

* * *

– У тебя такой вид, будто ты спишь и во сне видишь ангелов, – сердился Петька, повисая у нее на руке, отчего Санька сгибалась до самой земли, как яблоня в урожайный год.

– Нет, будто ты не спишь и видишь ангелов прямо открытыми глазами! – смеялся Пашка и виснул на второй руке, что помогало Саньке выпрямиться.

– Я правда видела сегодня ангела. И он позвал меня куда-то.

– На небо?

– В Золотой город?

– А меня?

– Я тоже хочу-у-у.

– Цыц! Идемте! Я вам его покажу. Точнее, ему – вас.

Мим по-прежнему сидел на тумбе и позировал. Санька прошлась туда-сюда, пытаясь попасть на линию его взгляда. Но взгляд, такой цепкий и неотвязный полчаса назад, теперь являл собой полное «присутствие отсутствия», как говорил кто-то из ее бывших возлюбленных.