Счастье - [7]

— Нет, папа, такого человека не было.

— А Франциск Ассизский, Андрэ?[11] Ну, конечно, Андрэ, Франциск Ассизский, — и Дорэн улыбался совсем так, как он улыбался маленькому Андрэ, когда разрешал стоявшую перед мальчиком трудность, и все оказывалось просто и необыкновенно хорошо, — вот видишь? Он знал очень много и все понимал, — и был неизменно радостен; значит, это возможно, значит, это было правильно.

— А я не могу, — упрямо говорил Андрэ.

— Потому что ты многого не понимаешь. Не обижайся, Андрэ, понять теоретически — это одно, а почувствовать — это другое. Ты еще не знаешь очень многих чувств, мой мальчик. Вот подожди, мы поговорим с тобой через пятьдесят лет, — и Дорэн начинал шутить. — А если несчастье, папа? Ну, вот, например, катастрофа или… — Андрэ запнулся и потом с трудом сказал: — или измена любимой женщины. — Он употребил такое книжное выражение, потому что говорил об этом в первый раз с отцом.

— Ах, Андрэ, до чего ты любопытен. Ну, хорошо: катастрофа, — что такое катастрофа? Если это смерть, то все кончается; если это не чья-либо смерть, а изменение, то подумай, сколько радости тебе предстоит; ты изменишься и потом в измененном состоянии будешь снова узнавать все те наслаждения, которые ты знал раньше. Это вся жизнь сначала. Что же касается измены… видишь ли, мой мальчик, любимая женщина не может изменить.

— А если она все-таки изменяет?

— Откуда ты это знаешь?

— Мне сказали.

— Значит, это ложь.

— У меня есть неопровержимые доказательства, я видел, как ее целовали.

— Значит, были какие-то ужасные обстоятельства, заставившие ее так поступить, — обстоятельства, которых ты не знаешь и которые ее совершенно оправдывают. А если и их нет, то, значит, ты ошибся: она не любимая женщина. Но это редко, Андрэ, это исключения. Впрочем, здесь, в этой области, я даже не имею права с тобой спорить, потому что я это знаю, а ты в этом невежда. Видишь ли, Андрэ, у тебя есть один крупный недостаток для оппонента в таких вопросах.

— Какой, папа?

— А тот, — Дорэн улыбнулся с едва заметной мягкой насмешкой, — что моему умному сыну, который все знает, — только пятнадцать лет. Voila, monsieur[12]. А теперь спокойной ночи. И не надейся, пожалуйста, читать до утра; я тебе все равно помешаю. Более надоедливого отца ты не мог бы себе выбрать.

«Анри Дорэн, мой отец, родился, чтобы быть счастливым».

Андрэ еще раз перечел эту фразу. Было уже очень поздно. Джек спал, положив голову на лапы. — Почему папы до сих пор нет? — с внезапной тревогой подумал Андрэ.

Он заботливо постелил себе постель, аккуратно растянув простыни, поставил на ночной столик лампу с зеленым абажуром, достал с полки «Красное и черное» Стендаля, заложенное шелковой закладкой на триста двадцать восьмой странице, он даже успел, разворачивая книгу, прочесть:

«Mathilde croyait voir le bonheur. Cette vue toute puis-sante sur les ames courageuses liees a un esprit superieur eut a lutter longuement contre la dignite et tous sentiments de devoir vulgaires»[13].

Отец все не возвращался. Тогда Андрэ надел пальто и вышел на дорогу; мгновенно проснувшийся Джек пошел за ним.

Андрэ долго стоял и всматривался в темноту, но ничего не было видно. Шоссе с примерзшими к земле маленькими камешками смутно белело перед глазами Андрэ, исчезая в двадцати шагах от него, точно безмолвно провалившись в пропасть. Время от времени скрипели и качались от ветра деревья, которыми была обсажена дорога; было очень холодно, пустынно, нигде не было видно огня. Джек протяжно зевал, потом настораживался, подняв уши, но ничего не появлялось из темноты. Вдруг Андрэ заметил, что уши Джека давно уже опять насторожены; тело собаки подалось вперед, точно Джек был в нерешительности — бежать или стоять на месте. Тогда Андрэ различил едва слышный издалека шум, состоящий из шуршанья шин о землю и тихого звука мотора. Андрэ знал, что в пятистах метрах от дома шоссе делало крутой поворот; по-видимому, шум от смещающихся колес и был тем неясным вначале звуком, который услышал Андрэ. Потом далеко впереди в темноте появились два огня, странно танцевавшие в воздухе — точно автомобилем управлял совершенно пьяный человек, ехавший зигзагами. Тревога охватила Андрэ, он побежал навстречу этим огням; перегнав его, с лаем туда же помчался Джек. Андрэ добежал до автомобиля, распахнул дверцу и увидел, что отец сидит бледный, вцепившись в руль ослабевшей рукой в кожаной перчатке. Он не улыбнулся Андрэ, как улыбался всякий раз, когда его встречал, — и только сказал ему срьгоающимся голосом:

— Андрэ, я очень плохо себя чувствую, довези меня, пожалуйста, до дома.

Андрэ с трудом помог отцу пересесть дальше от руля и медленно, путая скорости и заставляя автомобиль двигаться толчками, от которых Дорэн болезненно морщился, доехал до дома. Он разбудил слугу отца Жозефа, и вдвоем они помогли Дорэну подняться наверх и уложили его в постель. Дорэн сказал Жозефу, с усилием произнося слова:

— Жозеф, вы разбудите аптекаря и возьмете у него аспирина и хины; скажите ему, что у меня еще сильные боли ниже груди, чтобы он дал что-нибудь против этого. Сделайте это, пожалуйста, поскорее.