Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний - [39]
– Яблочный кто? – не понял я.
– Ну праздник такой, – поморщился Колупаев. – Церковный. Ты чего, Лева, такой неграмотный? Нерусский, что ли?
– Русский, русский, – хмуро сказал я.
– Ну, традиция такая. Все несут в церковь яблоки. У нас тут церковь на Большевистской улице, ты же в курсе. Ну вот… Но это когда несут? Когда их нет! В этом году даже нищие, наверное, не возьмут. Сейчас мать придет, начнет в меня этими яблоками швыряться.
– Уже швырялась? – механически спросил я, ничего не имея в виду.
– Ну да, швырялась! – вздохнул Колупаев. – Попала в голову, между прочим.
И тут я почувствовал какой-то толчок в грудь. Ну или укол в кровь. В общем, не знаю, как сказать, но что-то такое.
Я вышел на колупаевский балкон. Там стояли три таких по виду не очень больших мешка, самых обычных, в каких крупу возят в магазинах. Доверху набитые яблоками. Я взял одно, дыхнул, потер об рубашку и начал лениво жевать. Рядом со мной встал Колупаев и тоже начал лениво жевать. Жил он на втором этаже девятиэтажного дома.
Под нашими окнами прокатился какой-то гражданин на трехколесном велосипеде.
– Эй, мальчик! – позвал его я. Он остановился и осторожно поднял голову.
– Яблоко хочешь? – спросил я его.
Он кивнул.
Тогда я кинул ему яблоко в траву. Под окнами у Колупаева как раз росла трава.
Он поднял и тоже начал жевать. Потом задумался.
– А оно мытое? – спросил гражданин.
– Конечно! – ответил я.
И кинул еще одно. А потом еще.
Колупаев посмотрел на меня бешеным глазом.
– Лева! – сказал он. – А ты знаешь, что если продать эти яблоки по двадцать копеек кило, хотя бы пять килограммов, то целый рубль получится? Тебе это в голову не приходило?
Но я продолжал кидать и кидать эти яблоки.
Была у меня такая страсть – кидаться из окна, или поливаться. Тут ничего не могу сказать, действительно, страдал я таким психическим заболеванием в детстве. Или физическим.
Гражданин внизу бросил свой велосипед, снял рубашку, набрал в нее яблок и куда-то убежал.
Вернулся он не один.
Две девочки, которых я никогда в жизни не видел, протянули к нам руки и стали просить тихими голосами, чтобы я бросил яблок и им. Они ловили их, одно за другим, с каким-то очень звонким визгом, от которого я затыкал уши, и куда-то там складывали. Так я им покидал яблок пять или шесть, и в этот момент из колупаевского дома стали выходить возмущенные граждане.
– Ты что делаешь? – возмущались они. – А нам?
– А чего вам-то? – кричал Колупаев сверху. – А по двадцать копеек кило не хотите?
– Не хотим! – кричал в ответ какой-то старичок пенсионер.
– А по десять?
– Тоже не хотим!
– Ну может, тогда подниметесь на второй этаж и так возьмете?
– Кидай! – закричал пенсионер. – А то я на тебя в милицию напишу!
Колупаев вздохнул и начал кидать.
– Прекратите безобразие! – закричала какая-то женщина.
Но ее почему-то никто не слушал.
Яблоки валялись в траве. Некоторые уже на асфальте. Наш двор быстро покрылся яблоками.
Некоторые забирали и уносили. Некоторые ели прямо тут.
Вскоре к нам присоединился Сурен.
– Товарищи! – надрывался он. – Не создавайте панику и беспорядок. Организуйте живую очередь! Выберите старшего!
Люди стояли под балконом, протягивая к нам руки.
Это было и страшно и весело.
После Сурена на балкон набилось еще человека три – Леха, Серега-маленький, Женька. Все прицельно кидали яблоки в какого-то сумасшедшего человека, который увертывался, хохотал и подбирал их с земли. Человек этот был явно ненормальный, но кажется, я его знал, потому что иногда он подмигивал и делал рожи.
Девчонки, те, что пришли с самого начала, жалобно ныли, чтобы мы и их взяли с собой на балкон.
Во двор въехал милиционер на мотоцикле с коляской. Он минут пять смотрел на то, что мы делаем, потом набрал яблок в фуражку, погрозил нам кулаком и уехал.
Людей почему-то не становилось меньше. Изумленные увиденным, они рассказывали об этом своим знакомым. Знакомые приводили других знакомых. Те третьих. И так далее.
Двор заполнился чужими, посторонними людьми. Все хотели яблок. Но не просто яблок, а тех, которые мы кинем им с балкона.
– Все, я больше не могу! – задыхаясь от смеха, сказал Колупаев. – Нас в тюрьму посадят.
Пришла из церкви мать Колупаева, очень злая, потому что раздать яблоки так и не удалось, даже нищим, зато нашелся один самогонщик, который согласился взять один мешок даром.
– А когда? – спросил Колупаев.
Она замахнулась на него полотенцем, накричала и велела нам убираться прочь.
Но снизу кричали хором:
– Кидай! Кидай!
Мать Колупаева вышла на балкон и скептически осмотрела дело наших рук.
– Ну хоть один мешок-то раскидали? – скептически спросила она.
– Почти! – крикнул Колупаев на радостях, что его простили, и помчался вниз.
Там он выложил из бросовых яблок на траве знаменитые слова «миру мир».
Кто-то из жильцов первого этажа наконец догадался вынести стол, потом еще один, потом стулья. Поставили водку, вино. Чистые тарелки. Закусывали яблоками.
Лехи Бурого отец играл на гитаре и пел песни:
– «Севастопольский вальс, золотые деньки!»
Встал строгий мужчина и сказал:
– Друзья! Дорогие мои товарищи! Давайте вспомним в этот прекрасный летний день тех, кто не дожил до мирной жизни!
Третье издание руководства (предыдущие вышли в 2001, 2006 гг.) переработано и дополнено. В книге приведены основополагающие принципы современной клинической диетологии в сочетании с изложением клинических особенностей течения заболеваний и патологических процессов. В основу книги положен собственный опыт авторского коллектива, а также последние достижения отечественной и зарубежной диетологии. Содержание издания объединяет научные аспекты питания больного человека и практические рекомендации по использованию диетотерапии в конкретных ситуациях организации лечебного питания не только в стационаре, но и в амбулаторных условиях.Для диетологов, гастроэнтерологов, терапевтов и студентов старших курсов медицинских вузов.
Этот учебник дает полное представление о современных знаниях в области психологии развития человека. Книга разделена на восемь частей и описывает особенности психологии разных возрастных периодов по следующим векторам: когнитивные особенности, аффективная сфера, мотивационная сфера, поведенческие особенности, особенности «Я-концепции». Особое внимание в книге уделено вопросам возрастной периодизации, детской и подростковой агрессии.Состав авторского коллектива учебника уникален. В работе над ним принимали участие девять докторов и пять кандидатов психологических наук.
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Семейное право».Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Семейное право».
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Налоговое право».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету, повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Налоговое право» в высших и средних учебных заведениях.
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Трудовое право».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету, повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Трудовое право».
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Международные экономические отношения».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Международные экономические отношения» в высших и средних учебных заведениях.
Роман выходца из семьи рыбака, немецкого писателя из ГДР, вышедший в 1956 году и отмеченный премией имени Генриха Манна, описывает жизнь рыбацкого поселка во времена кайзеровской Германии.
Новая книга от автора «Толерантной таксы», «Славянских отаку» и «Жестокого броманса» – неподражаемая, злая, едкая, до коликов смешная сатира на современного жителя большого города – запутавшегося в информационных потоках и в своей жизни, несчастного, потерянного, похожего на каждого из нас. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.