Счастье - [87]

Шрифт
Интервал

Сор Окчу, видимо, узнала Гу Бонхи, она с трудом размежила веки, силясь улыбнуться, и тут же снова закрыла глаза. Гу Бонхи теребила руку больной, звала ее по имени, но Сор Окчу больше не реагировала на голос подруги.

Чтобы сбить высокую температуру, Дин Юсон назначил инъекции повышенных доз антибиотиков, затем обратился к Мун Донъиру:

— Донъир, давай откроем «окошечко», посмотрим.

Как только Дин Юсон произнес эту фразу, сестра тут же вкатила в пйлату тележку с необходимыми инструментами и препаратами. Дин Юсон вскрыл «окошечко», специально оставленное в гипсе, — ему помогала Гу Бонхи — и осторожно разрезал бинты. Вздувшаяся на лбу Дин Юсона вена как бы делила его на две равные части, крупные капли пота проступили на лице врача.

И тут Сор Окчу снова открыла глаза. Даже измученная высокой температурой, она внимательно посмотрела на Дин Юсона и еле слышно прошептала:

— Там, по-моему, все в порядке. Я не чувствую боли. — И опять закрыла глаза.

Естественно, что Сор Окчу была озабочена исходом операции. Ведь ее оперировали не один раз, и все безрезультатно. Она боялась, что и на этот раз операция не будет успешной.

Дин Юсон ничего не ответил, только проворнее стал действовать скальпелем. Он вырезал бинты в тех пределах, в каких позволяло «окошечко». Затем пинцетом снял кусочки марли, прилипшие к ране. Обнажился прооперированный участок: пожелтевшая от йода кожа, абсолютно сухие и плотные швы. Покраснений не было. Дин Юсон слегка надавил шов, выделений не последовало. Чуть-чуть пошевелил ногу больной, Сор Окчу не издала ни звука. Стало ясно: здесь все в порядке, на сердце у Дин Юсона полегчало. Он хотел еще раз осмотреть рану, но его остановил Мун Донъир:

— Операционное поле абсолютно чистое. Причину повышения температуры надо искать не здесь.

— В чем же тогда причина? — Гу Бонхи вопросительно посмотрела на Дин Юсона.

— Пока не знаю. Для начала сделаем все анализы.

Сестра Хигён, вызовите лаборанта, а вы, Донъир, свяжитесь с профессором и Рё Инчже. Пусть они придут сюда.

В палату вошла санитарка Хусон — она принесла два пузыря со льдом, один она положила на ногу больной, а другой — на лоб.

— Ох ты бедняжка моя. Опять мучаешься. Какая зараза к тебе пристала? — сочувственно бормотала санитарка.

Часы в коридоре пробили два. Пришла лаборантка и стала брать у больной кровь. В этот момент в палату вошел, тяжело дыша, профессор Хо Герим.

— Что тут произошло?

Даже забыв накинуть халат, он направился прямо к больной.

— Говорите, подскочила температура?

Гу Бонхи подала профессору историю болезни Сор Окчу. Он прямо-таки выхватил папку из ее рук и торопливо стал читать. Вошла сестра и накинула ему на плечи халат.

— Операционное поле осмотрели? — Седые брови профессора изогнулись углом, поверх очков он посмотрел на Дин Юсона.

— Да. Осмотрели. Там чисто.

— Чисто, говорите? — недоверчиво переспросил профессор. — Давайте еще раз посмотрим.

Дин Юсон открыл «окошечко». Операционное поле было по-прежнему чистым. Профессор взял стетоскоп, присел перед больной и стал ее выслушивать. Легкие — в норме, из-за высокой температуры лишь учащенно билось сердце. На лице профессора все явственнее обозначалось удивление. Он сидел возле больной уже больше часа. Сидел неподвижно и молча. «Почему такая температура? — размышлял он. — Может, все-таки это связано с трансплантацией? Если так, то на операционном поле должны были бы появиться определенные признаки. А их нет. Что же тогда?..» Он старался вспомнить аналогичные явления, зафиксированные в медицинской литературе, восстанавливал в памяти схожие эпизоды из своей клинической практики, но объяснения не находил. «Может быть, общее заражение крови?» — подумал он и посмотрел на Дин Юсона.

— Товарищ Юсон, что показывает анализ крови?

— Лейкоцитов двенадцать тысяч.

«Не занесли ли инфекцию во время операции? — снова задавал себе вопросы профессор. — Нет, стерильность не вызывает сомнений… Простуда? Грипп?» Он стал листать историю болезни. До операции у больной температура была нормальной. «Так откуда же взялась температура?.. Нет, видимо, все-таки это связано с операцией. А если нет?..»

Больная металась в бреду. Незаметно за окном забрезжил рассвет. Только сейчас явился Рё Инчже. Он тоже стал просматривать лежавшую на столе историю болезни.

— Продолжайте делать инъекции антибиотиков, — распорядился профессор, — а врачей прошу пройти в кабинет заведующего.

С этими словами он вышел из палаты. Следом за ним пошли Рё Инчже, Дин Юсон и Мун Донъир.

— Дорогой Юсон, температура очень подозрительная, — начал профессор, придя в кабинет, — она не похожа ни на послеоперационную, ни на гриппозную, а при общем заражении крови показатели бывают иные. Мне думается, это результат применения при операции новой методики. Почти уверен, что это так. — Хо Герим на какое-то время умолк, как бы обдумывая, что еще сказать, потом заговорил снова. — Что я вам говорил? В науке нельзя ломиться в закрытую дверь. Вы понимаете? Если температура продержится еще несколько дней, надежда на благополучный исход будет потеряна.

— Уважаемый профессор, об этом еще… — начал было Дин Юсон.


Рекомендуем почитать
Гуманная педагогика

«Стать советским писателем или умереть? Не торопись. Если в горящих лесах Перми не умер, если на выметенном ветрами стеклянном льду Байкала не замерз, если выжил в бесконечном пыльном Китае, принимай все как должно. Придет время, твою мать, и вселенский коммунизм, как зеленые ветви, тепло обовьет сердца всех людей, всю нашу Северную страну, всю нашу планету. Огромное теплое чудесное дерево, живое — на зависть».


Письма Старка Монро, Дуэт со случайным хором, За городом, Вокруг красной лампы, Романтические рассказы, Мистические рассказы

Артур Конан Дойл (1859–1930) — всемирно известный английский писатель, один из создателей детективного жанра, автор знаменитых повестей и рассказов о Шерлоке Холмсе.  В двенадцатый том Собрания сочинений вошли произведения: «Письма Старка Монро», «Дуэт со случайным хором», «За городом», «Вокруг красной лампы» и циклы «Романтические рассказы» и «Мистические рассказы». В этом томе Конан Дойл, известный нам ранее как фантаст, мистик, исторический романист, выступает в роли автора романтических, житейских историй о любви, дружбе, ревности, измене, как романтик с тонкой, ранимой душой.


Продам свой череп

Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.


Странник между двумя мирами

Эта книга — автобиографическое повествование о дружбе двух молодых людей — добровольцев времен Первой мировой войны, — с ее радостью и неизбежным страданием. Поэзия и проза, война и мирная жизнь, вдохновляющее единство и мучительное одиночество, солнечная весна и безотрадная осень, быстротечная яркая жизнь и жадная смерть — между этими мирами странствует автор вместе со своим другом, и это путешествие не закончится никогда, пока есть люди, небезразличные к понятиям «честь», «отечество» и «вера».


Заложники

Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.