— … да ты!..маешь! — донеслось до Генки.
И правда, сломаешь так… плевать… маленькая… косички торчали… только бы доктор был… разве дадут помереть… не-е… укол там или еще что, и все… и не помрет. Кто это?.. Витька бежит… Ничего, я раньше, я быстро.
У горки он соскочил и, подталкивая велосипед, тяжело побежал рядом. Ноги-то как свело! Разомнутся. Вот испить бы, горло пересохло, аж трескается. Речка под боком… Пока туда, обратно… Надо носом дышать. Еще глубже. Ох, и будет от Кольки… Теперь не даст…
Раз, раз, раз, раз — крутятся педали. Что это щелкает? Не сломать бы. Ничего, уже близко.
Он свернул к белому зданию и круто тормознул у крыльца. Острая боль хлестнула по ноге. Велосипед вильнул и врезался в стену дома. Что? Ладно, потом. Генка взбежал на крыльцо и ворвался в приемную.
Врач быстро складывал блестящие инструменты в чемоданчик. Металась сестра. Генка стоял, смотрел и чувствовал, как горит у него лоб. Он потрогал — под рукой разбухла шишка. „Здорово меня. Это об стену”. И вдруг перед глазами встал искореженный, с оборванной цепью и согнутым колесом велосипед. „Батюшки”, — ахнул про себя Генка и выскочил на улицу. Ну да, велосипед такой и лежал — жалкая, никому не нужная развалина. Это он слишком нажал на тормоз, лопнула цепь… Что же теперь? Что же теперь будет?
Генка постоял, словно ожидая, что вот сейчас он проснется и увидит, что велосипед стоит, прислонившись к стене, совсем такой, как час назад дома, у голубятни. Но велосипед все лежал, подогнув колесо, и руль у него был безжизненно обмякший… Тогда Генка взвалил велосипед, через плечо и потащился домой. Что-то будет? Он-то, дурак, радовался — солнышко, одуванчики… А теперь… придется Кольке велосипед покупать. Хотели ему, а теперь Кольке… Так и надо… загнал велосипед… И чего помчался, видел же, что Витька бежит. Подумаешь, полчаса раньше, полчаса позже. Тетка эта всегда панику разводит, может, ничего такого и нет. А может, все равно помрет чумазенькая… Ну конечно, помрет! У кого другого не померла бы, а у него обязательно помрет. Несчастный он, несчастный человек, ни в чем ему не везет. И ноги, как соломины, гнутся…
Уже темнело, когда Генка приплелся домой.
Дверь открыл встревоженный отец. Он сразу увидел велосипед и пылающую шишку.
— Так. С подарком, значит. Спасибо.
Ну, что у него за отец? Взял бы ремень, отстегал, как хорошо было бы нареветься. А так даже слезы не идут, распирает в груди, впору завыть…
Зачерпнув холодной воды из ведра, Генка смочил полотенце и положил на лоб. И только лег на кровать, как сразу она поплыла куда-то, поплыла…
Он проснулся и все вспомнил. Как избитое, болело тело. Вот и кончено все. Не видать ему велосипеда. Отец теперь на Генку и смотреть не будет, даром что воскресенье. Колька еще… Заноет, проходу не даст.
Генка встал, тихонечко умылся и робко отворил дверь в комнату.
— Вот он, — сказал отец.
Из-за стола поднялся худой горбоносый мужчина.
— Ну, сынок, спасибо тебе, вот какое спасибо.
И мужчина вдруг в пояс поклонился Генке.
Генка ошалело уставился на него. „Это же Витькин отец, — вдруг узнал Генка, — значит, девчонка…”
— Жива! — вскрикнул он.
— Минутка в минутку успели. Спасибо, сынок, — еще раз повторил мужчина.
Губы Генки поплыли в неудержимой улыбке.
— Ну вот, — сказал он, — ну вот видите, вот и хорошо…
— Я тебе тут гостинца принес, — мужчина наклонился и вытащил из-под стула корзину с красной светящейся смородиной. — Своя собственная. Бери, бери, сынок, не обижайся.
Генка отступил.
— Возьми, — сказал и отец, — когда от чистого сердца — надо брать.
Витькин отец ушел.
Генка следил в окно, как он сошел с крыльца, медленно, сутулясь, пошел по дороге. На минутку почудилось, что никого больше в мире нет — только дорога и один-единственный человек на ней… Но тут же из соседнего дома выбежала девушка с ведрами, проехал грузовик с белозубыми парнями.
Большая теплая рука — рука отца — легла на плечо.
— А велосипед, может, еще починим тебе. Попробуем.
